– Роман Романович, здравствуй, дорогой!
– Кто это?
– Забываешь старого товарища, нехорошо…
– Гюнтер Алексеевич? Дружище!.. – Сказкин рассмеялся. – Ах я, старый болван! Прости, дорогой, прости… Однако и ты не в накладе – не узнал, так быть тебе богатым! – и снова засмеялся.
– Ох, твои бы слова да богу в уши! А то пока все наоборот получается.
– Что такое?
– Даже говорить не хочу.
– Да ладно, говори, помогу, чем могу!
– Точно поможешь?
– Да мы с тобой!.. – Сказкин перешел на торжественную речь. – Мы с тобой, Гюнтер Алексеевич, партию в последний путь провожали. Новое встречали. Кадры формировали. И теперь тебе осталось только сказать, что я плюну на это наше с тобой прошлое и разотру. И скажу, что не знаю тебя и в стороне от твоего горя останусь. Да будь я проклят.
– Так помоги, Рома.
– Так говори чем.
– Верни Уорхола.
– Уорхола?.. Я его уволил? Из какого он управления?
– Рома, не какай мне в голову. Верни Уорхола. Это же твои бедуины его полотна из моей квартиры на Кутузовском вынесли.
– Твои, его… из моей… что-то я тебя совсем не понимаю, Гюнтер.
– А давай, я ФСБ подключу, они этих четверых опросят? Вдруг врут, мерзавцы? Так тогда я их тебе отдам. На удобрения. У-гм… А вот я думаю – а если не врут?..
– Врут, конечно.
– Нет, а я все-таки чисто гипотетически такую ситуацию рисую – а не врут? Тогда нам с тобой нужно думать что-то. Потому что ты у меня картины, я у тебя ковер…
Сказкин довольно долго думал – что это: проговорка или специальный ход? Зачем Гюнтеру было упоминать ковер? Это ж сдача в плен. Или, наоборот… точный удар?
– Да, как-то неправильно получается, – согласился он. – И какие есть предложения?
– О, все просто, Рома. Уорхол у тебя?
– Нет, Гюнтер… Не донесли. А взяли ли?
– Нет, Рома, не взяли. И не возьмут. Так вот теперь, когда все прояснилось, давай-ка затрем эту тему, пока не поздно? Я оставляю в покое этих мальчиков, а они возвращают тебе коврик. И мы забываем и о них, и о друг друге.
– Как же их забыть? Из-за этих сук у меня дом ремонту не подлежит!
– А-а! – восторженно пропел Гюнтер. – Слышал! Так это они тебя подпалили?!
– Можно сказать что так.
– Не переживай. Мне они тоже красного петуха на Кутузовский запустили. Ты бы людей, Рома, подбирал с головой, а? Слыханное ли дело – дебилов на Уорхола пускать?
– А тебе прислать видеозапись со штурмом антикварного салона? Или это я их на дело отправил?
– Вот потому и говорю – давай забудем. А не дай бог дело до суда дойдет, так над нами вся Москва хохотать будет. Да кто бы их не нашел, этих мальчиков, да не разговорил, слухи, ты сам знаешь… что ветер…
– Так, может, их?..
– У тебя после моего звонка жар не начался? А если они письма какие написали, да конверты до поры в неизвестных нам местах лежат? Нет, Рома… Их надо было сразу. А теперь поздно. Теперь хорошо бы их найти и немного денег дать за честно выполненную работу. Живые они нужней – пусть болтают где ни попадя – кому верить? Лохам?
– Пусть по-твоему будет, Гюнтер. Нет, все-таки хорошо иметь человека, который бы понимал тебя и ценил…
– У-гм. Только, Рома, запомни: найдешь их и тюльпаны у тебя зацветут на клумбах – беды на себя накличешь. Потому как следы остались, и если меня за жопу возьмут, я им взамен твою предложу. Как внук?
– Да вот, на утренник собираюсь идти.
– Хорошее это дело – смену растить себе. Бывай, Рома.
– И тебе не хворать, Гюнтер Алексеевич, – сунув трубку в карман, Сказкин стал нервно приглаживать голову, как приглаживают ушибленное колено.
– Ну, подонки… – Вынув из кармана халата трубку, заговорил голосом, похожим на треск разрываемой бумаги: – Нашли?!
– Они в Зеленограде.
– А вы где?
– В Зеленограде.
– Так чего ждете?!
– Никаких проблем, босс.
– Не смей произносить этих слов!..
– Всех, всех!..
Отключившись. Мотнул головой, как лошадь. Следы останутся… если следы останутся, то и ковер тоже останется. И пусть потом Гюнтер рассказывает историю про белого бычка, четверых квартирных ворах и Уорхоле. Ага, ага, особенно об Уорхоле пусть рассказывает! И Сказкин коротко хохотнул.
Никто еще Сказкина не обманывал. Никто из великих. А четверо манагеров… как их зовут… вот же название – манагеры… как название аквариумных рыб… уж эти-то точно не обманут! Лучше пусть вокруг подозревают, что Сказкин убийца, чем будут знать, что Сказкина надули.
Поток сбивчивых мыслей вылетал из Сказкина еще долго, но, зная, что Палач и Марина негодяев ведут, он постепенно поостыл и стал ждать.
* * *
Выводя Палача из ресторана, Марина была близка к истерике. Первым делом нужно было куда-то пристроить этого идиота. Не бросать же его посреди улицы в таком состоянии. А что состояние было неудовлетворительное, это было ясно без томографии. С вдумчивым взглядом, с торчащими из макушки щепками от стула, Палач шел по улице, поддерживаемый ею под руку, и излагал вот что:
– Когда-то давно, очень давно, так давно, что воспоминания займут, наверное, месяц, родился у Марка Аврелия сын Коммод…
– Палач, сколько пальцев?
– Десять. Десять пальцев у человека на руках. И столько же на ногах. Возлагая наивную надежду на воспитание, Марк Аврелий окружает Коммода учителями философии и морали… Безрезультатно.
– Смотри сюда! Сколько пальцев?
– Ты глупые вопросы задаешь. Наследник ищет лишь общества мимов, наездников цирка и гладиаторов, которых он превосходит грубостью и силой. Три.
Подхватив Палача и почти взвалив его на спину, Марина потащила его к машине. К несчастью, оставили они «Ауди» за квартал от ресторана. Пряча пистолет под пиджаком Палача, Марина улыбалась прохожим, пожимала плечами, дескать, с кем не бывает, и вела напарника.
Вот и дом, во дворе которого она поставила «Ауди». Усадив Палача на сиденье и приказав не выходить из машины, она сунула пистолет в сумочку и, цокая каблучками, поспешила к ресторану.
Но надежда исправить ошибку себя не оправдала. Двое исчезли, двоих выводили милиционеры, чтобы усадить в машину так же, как она только что усаживала Палача. Раздумывая, что предпринять, она прошлась вдоль остановки общественного транспорта.
И в тот момент, когда она села на лавочку, пытаясь среди десятка решений найти верное, из «Ауди» в квартале от нее вышел Палач. Ни на йоту не сомневаясь в правильности своего выбора, он твердой походкой направился по городу, в котором оказался впервые в жизни. Через четверть часа уверенной ходьбы он увидел гастроном и вошел в него через служебный вход. Поплутав недолго по пахнущим колбасами коридорам, он увидел то, что искал: комнату для разделки мяса.
