— И к каким выводам пришел?
— Все люди вожделеют и боятся. Это их пряник и кнут. Зная их основные потребности, людьми можно управлять, как лошадьми в упряжке. Дернул за вожжу вожделения — массы пошли налево, дернул за вожжу страха — люди устремились на правое дело.
Макс усмехнулся:
— Ты как Ленин. И, кстати, тоже был журналистом, писать умеешь. Написал бы про мошенников.
— Почему нет? — встревожился Юра. — За просто! Капусты нарублю, чтобы не голодать, и залягу на дно. Буду бездельничать и книжки писать. Выйду на пенсию, стану жить как честный человек.
— Бывших мошенников не бывает, — сказал Макс. — В этом клубе членство пожизненное.
— Ну да, ну да, — закивал Юра. — Конечно.
— Я, например, никогда не завяжу, — похвастался Макс. — Что-то я за зиму засиделся, а сейчас понял, как нужен адреналин. Нет, риск — благородное дело. Не фиг жить лоховской жизнью!
— Я завяжу. — Юра махнул рукой, мол, пропади оно пропадом.
— Кто лохом станет, того волк съест, — напомнил Макс.
— Не станете вы лохами, вы же профессионалы, — сказала Майя.
— Профессионализм — это не похвала, а диагноз. — Юра не купился на ее подначку. — Продолжительное занятие чем-то одним ради денег влечет деформацию психики, а искажение личности отражается на внешности и поведении. Мы с Максом, безусловно, профессионалы, но и распознать в нас мошенников способен любой опер, а мы, в свою очередь, подозреваем близких в намерении нас обмануть и сами не упускаем случая надуть лоха, просто для тренировки, чтобы форму не терять. Сейчас об этом хорошо говорить, но молодость не вечна. Попадутся более ушлые коллеги или менты примут. В любом случае будешь гол как бубен, а то и срок припаяют. Нет, надо уметь вовремя остановиться. Уйти из профессии. Бросить все, каким бы значительным оно ни казалось, и слиться по тихой грусти. Лучше так, чем пыхнуть на десять лет с конфискацией имущества.
— Мечтаешь о лоховской жизни? — спросил Макс снисходительно.
— Есть децэл, — вздохнул Юра. — У меня иногда случаются периоды застоя, когда я уже обстряпал одно грязное дельце, а другое еще не начал. Тогда я живу как полный лох. Плачу в такси, закрываю за собой двери в общественных заведениях, вытираю ноги и даже не курю. Нет нужды подстегивать нервы.
— Но хоть пьешь? — поинтересовалась Майя с усмешкой.
— Иногда случается.
— Как же ты развлекаешься тогда?
— Кино смотрю, в Интернете сижу, в игры играю. Хожу тусоваться… О! Пошли в ночной клуб?
— В ночной клуб? — ехидно улыбнулся Макс, припомнив «Просперо».
— Отчего нет-то? Можем оттянуться. Везоялк сегодня занят разбором полетов с хакерами, а ведь он к тому же работает. До завтра ему дел всяко хватит. Мы и попляшем, и очухаться успеем.
— Пошли! — встрепенулась Майя. — Я так давно нигде не была!
Выждав урочный час, отправились в «Пропеллер» рядом с метро «Пионерская». Сразу при входе в клуб на фейс-контроле выяснилось, что друзья-аферисты мордой не вышли. Майю пропускали, а мужчин нет.
— Извините. — Охранник вежливо, но непреклонно преградил им дорогу.
— Ты что, Паша? — изумился Юра. — Себя не бережешь — о детях подумай. У тебя дочка в школу ходит. В шестьдесят вторую. Не мешай людям отдыхать.
Охранник несколько секунд тормозил по инерции либо просто осмысливал услышанное, потом сбледнул с лица и посторонился.
— Приятного отдыха, — механически проговорил он.
— Ты их всех знаешь? — спросил Макс, когда друзья вошли в зал.
— Ты что! Случайно услышал в прошлый раз, когда тут был, базары за жизнь и запомнил.
— Вот так сразу?
— У меня память, как у слона, — сказал Юра.
Посмотревшись в зеркала, щедро развешанные по стенам, Верещагин отметил, что видок у него и в самом деле малость подгулял. Проведенная в бездействии зима сказалась не лучшим образом.
Клуб давно зажег огни, и рэйв-марафон уже начался. «Данс! Данс! Данс!» — били прямо в сердце динамики, от ударов подводило живот. Мошенники вторглись в занятое пространство, усматривая чужое как свое: глаза завидущие, руки загребущие. Свободных столиков не было, правда, за одним скучал парень лет двадцати с мордочкой начинающего проходимца. Щуплый, с всклокоченными волосами, крупными выступающими зубами и глазами навыкате, он был неинтересен веселящимся девушкам. Парень с неказистой внешностью еще не полностью осознал поражение либо по младости не думал с ним мириться. Кодла жуликов осадила его, как муравьи ленивую гусеницу.
— Привет, братишка, составим тебе компанию? — Юра по-хозяйски отодвинул стул, словно согласие было получено.
С другой стороны подгребла Майя, выставив живот. Макс придвинул ей стульчик, чтобы дама могла сесть. Ход был убойный (не прогонять же беременную?). Парню ничего не оставалось, как радушно ощерить бивни:
— Конечно! Не занято.
— Тебя как зовут?
Приходилось перекрикивать друг друга.
— Андрюха.
— Так вот, Андрюха, давай бухать! Будем от рубля и выше. Официант, ириску!
Словоохотливый Юра с ходу загрузил нечаянного соседа, проехался по ушам официанту и с глубоким удовлетворением чиркнул спичкой перед «Панчем». Он пришел повеселиться и не собирался себя сдерживать.
— Можно не курить? — напомнила Майя. — Мне нельзя.
— Точно! Извини. — Юра затушил спичку, но сигару не убрал. По всему видно было, что надеется подымить в отдалении.
Официант принес мужчинам пиво, а Майе кофе.
— За знакомство, — предложил Макс и чокнулся с соседом.
У пойла оказался не то чтобы вкус «Золотой бочки», скорее, привкус железной. Оно застряло во рту. Макс подумал, не выплюнуть ли его, поколебался и проглотил. Нечеловеческий вкус точно подходил к неземной обстановке вертепа. Ультрафиолетовые светильники заливали всех голубым радиоактивным светом, в котором ярко сияла каждая частичка грязи. Макс еще отхлебнул. Наверное, он мутировал, потому что на этот раз пиво гладко проскочило вовнутрь. Вскоре мозг мутировал тоже. Верещагин вспомнил службу.
— Помнишь, какие у тебя в армии были штаны? — проорал он Юре в самое ухо.
— Помню, — засмеялся тот. — Классные были штаны. Я их ушил в обтяг, а потом они засалились и стали лосниться как кожаные.
— Фу! — скривилась Майя.
— Ничего не «фу». В этом был особый шик. Они были не просто грязные. Они были аккуратно, равномерно сильно грязные, плотные, твердые и хлопали при ходьбе. Штаны так штаны! Я специально их не стирал, чтобы выделиться. Чего не сделаешь ради выпендрежа? Потом ночью в карауле со скуки отскреб их штык-ножом. Провел пару раз и обалдел — грязь пластами слезала и падала со стуком на пол. Тук! Шмяк!
