– Коновалов! Заборских!
– Все что ли? Слышь, боец… Одни сержанты.
– Вот и выбирайте себе командира.
Дед хмыкнул.
– Чего, Кирьян Василич? – спросил Еж, держащийся деда в неразберихе.
– Да ничего… Семнадцатый год вспомнил. Как офицеров себе выбирали и приказы обсуждали. Известно чем дело кончилось…
– Прощин, командуй!
– Мужики, бойцов посчитайте, – попросил сержант. По окопам пошла перекличка: – Богатырев!
– Я…
– Возьми-ка мой взвод, ты боец грамотный, как погляжу.
– Так точно!
– Ну, дед ты растешь. Дня не прошло, а ты уже комвзвода, – уважительно сказал Вини.
– На войне бывает…
Связной потоптался…
– Это… Значит ты комроты? Комбат тебе приказал церковь взять.
– Знаю уже. Когда атаковать?
– Сейчас прямо. Лупят оттуда – не подняться из траншеи.
– Понятно. Сейчас так сейчас. Посчитались?
– Третий взвод – двенадцать! Второй – тринадцать! Четвертый – одиннадцать!
– Богатырев, у тебя сколько?
– Десять, извини ротный, я их еще по лицам не знаю…
– Сорок шесть штыков… Негусто… Рота! Слушай мою команду! Третий взвод, Русских ты там за старшего?
– Ага!
– Весь огонь по окнам и особенно по пулеметчику. Четвертый – ползком в обход церкви и гранаты во все дырки. Первый, второй… Приготовились… За мной!
Удобно же немцы придумали – ступенечки, чтобы из траншеи выбегать! Правда проход узкий. Потому сначала Еж подсадил Вини, а потом Леха подал ему руку. И побежали к церкви. Та ощетинилась огнем. Кто-то рядом ойкнул и упал. Дед подскочил к ним:
– Меня держитесь. В церкву позади заскочите. И не высовываться, ироды!
Потеряв на броске подстреленными пятерых, добежали до паперти и прижались к стене. Железная дверь в храм была закрыта.
– Вот гадство… И на окнах решетки!
– Без паники… Бинт есть у кого?
Несколько рук протянули деду бинты.
– Одного хватит… Гранаты есть у кого? Эти, с ручками, которые…
– Ргдэшки…
– Во-во. Штук пять дайте, Сейчас я германцам связку замастырю.
Сноровисто открутив ручки у четырех гранат и сняв рубашки, он примотал бинтом цилиндры друг к другу. Связка получилась увесистой.
– Эй, Богатырев, чего там ждешь! – раздался голос Прощина.
– Погодь, сержант… А ну-ка, бойцы… К земельке прижались!
Кирьян Василич размахнулся, примерился и метнул связку.
Взрыв прогрохотал такой силы, что стены вздрогнули. Дед высунулся из-за паперти. Двери выбило вместе с кусками стены.
– Гранатами! И вперед!
Еще несколько гранат влетели в церковь.
– За мной!
Дед побежал первым. Как-то по звериному он почуял неладное, извернулся и упал, в самих дверях. А, может быть, просто споткнулся. Потому очередь из алтаря прошла мимо. Кто-то из наших рухнул, захрипев. Автоматчик же в алтаре получил винтовочный залп и очередь из "Дегтяря". С хоров и окон попрыгали немцы. Завязалась рукопашная.
Еж перехватил винтовку как дубину и махал ей, словно великан деревом, матюгаясь на каждом вздохе.
За его спиной присел Вини, стреляя по скачущим теням и молясь про себя:
"Только бы не в своего, только бы не в своего!"
Увлекся. И, получив по каске автоматом, рухнул на каменный пол.
Еж краем глаза успел заметить эсэсовца за спиной. Винтовка с размаха так треснула немца по арийской голове, что приклад треснул. А голова фрица лопнула как арбуз.
Он бросил винтовку, сорвал лопатку с пояса, огляделся. На какого-то нашего бойца навалились сразу два ганса. Первому Еж саданул по шее, перерубив позвоночник. Второй успел отскочить, поднырнул под размах и прыгнул на Ежа, свалив его на пол.
И стал душить, ломая кадык.
Еж захрипел, забил ганса по спине кулаками. В глазах помутнело, Еж потерял сознание…
– Андрюх, вставай. Все! Все! – кто-то бил его по щекам.
Он помотал головой, приходя в себя. Невыносимо болело горло.
– Ну, ты зверюга! – Дед с уважением разглядывал убитого. – Нос ему откусил и глаза выдавил.
– Фу… – Ежа передернуло.
– Молодец, молодец. А теперь собрались все. Бой еще не закончен. Сейчас пулеметчика выкурим – и отдыхаем. Раненых перевязать. Двое со мной. Вини, ты как?
Тот сидел на полу, обхватив голову и покачиваясь из стороны в сторону.
– Порядок, в танковых частях… Только шатает и тошнит.
– Контузия… Сиди пока. Отдыхай. Еж, зверюга, ты со мной. В колокола позвоним… Кто еще. Вот ты, ага. Фамилия?
– Рядовой Кашин. Цел?
– Целее не бывает, товарищ командир.
– Тогда вперед! – дед подобрал брошенный автомат.
Пулеметчик все еще лупил с площадки колокольни.
Осторожно ступая по крутым, изношенным временем и избитым войной ступеням они подымались наверх.
Дед, шедший впереди, за очередным поворотом остановился.
– Стоять! Германцев там двое, как минимум. Так, что на шару их взять не получится. Стойте тут. Один пойду… Ежели что, Еж, кидай гранату туда и дело с концом.
– Может сейчас гранату?
– Пулемет хочу ихний целиком…
– У нас есть.
– Этот вроде помощнее. Немцам хочу радость устроить. Ночную и неожиданную.
Дед осторожно пошел дальше, заглядывая за повороты. Вот и люк…
А немцев и впрямь было двое. Один лихорадочно набивал ленты, второй выцеливал по траншее красноармейцев.
Дед прицелился… Второй номер поднял голову и лихорадочно заорал:
– ПЕТЕЕР!!!
И получил очередь грудь.
Первый номер оглянуться не успел.
Дед вылез на площадку, высунулся из окна и заорал:
– Братцы! Все!
Батальон тут же поднялся в атаку – сметая на своем пути гитлеровцев, зажатых между двух огней – с фронта и тыла.
– Еж, подь-ка сюды!
Еж вместе с Кашиным вылез на колокольню:
– Ленты подавай. А ты помоги пулемет перетащить. Они переставили МГ в другой проем:
– Ну, чудо немецкой техники… – Кирьян Василич дал длинную очередь по траншее, хорошо видимой по вспышкам выстрелов. – Хорошо… А вот еще!
После третье очереди пулемет почему-то заклинило.
