– Так они все высшее образование получили? Вот здорово! А на кого выучились?
– Ну на кого эти охламоны могли еще выучиться, если все, как один, пропадали в берлоге у твоего раздолбая-дедушки? Геологи сплошные, беспросветные. Старший и средний из экспедиций не вылезают, только и радости, что на связь выходить не забывают, когда в зоне приема. Старший на океанском дне все больше, а средний на островах засел с аппаратурой.
– Вот. Вышла бы замуж за деда, и были бы твои сыны моими дядьями.
У Деллы было не много родственников. Собственно, кроме деда и вспомнить-то толком некого. Родители ее больше в интернате держали, чем дома, но там хотя бы какой-то родительский присмотр за администрацией осуществлялся, а в детских домах ребятам приходилось несладко – она встречалась с ними, обменивалась впечатлениями.
– А кто, спрашивается, еще тебе сыновья мои, как не дяди? Или ты думаешь, что они у меня от святого духа появились? – Яга посмотрела на девушку как-то слегка надменно.
– Так дед не говорил мне, что у вас есть дети. У тебя и у него.
– А он и не знает, что они от него. Ему это вообще безразлично. Они к нему со всей душой – как же, мамин старый товарищ! А он только бурчал на них да шпынял по-всякому. Словно щенков дрессировал. Что сготовят – то и ели, где угол себе найдут – там и спали. Это он для тебя на нары расстарался, соорудил, а моих-то в гамаках под навесом развешивал и, кроме как родниковой водой, ничем им мыться не позволял. Оставлю, бывало, на неделю, прилетаю, а у них засохшая кровь от ссадин горстями валится. Они ведь до сих пор все в мелких шрамах да следах ожогов. Я уж думала, как вырастут да школу окончат, уйдут бродяжничать. Но, видно, что-то в головах у них переключилось – уехали в вузы поступать… Садись на шестую, – вдруг сказала Яга. И тут же продолжила: – А знаешь, как-то раз, в детстве еще, пекли мы картошку, когда одна экспедиция домой уехала, а вторая еще не прибыла, и забавный случай вышел. Ляпа посмотрел, сколько у него на счету скопилось, да и высказался в том духе, что денег у членов нашей шайки до фига и тратить их некуда, потому что в поле мы все время, стало быть, на довольствии и одеты. И хорошо бы сложить наши сбережения в большую кучу и купить что-нибудь крутое. И вот тут-то Юрик, его в те времена Соломоном называли, и попросил отдать все ему, чтобы он на Земле выучился на адвоката. И потом, когда станет знаменитым и богатым, вернет с хорошим процентом.
– Вернул? – с интересом спросила Делла.
– Не-а! Не взяли парни отдачу. Да они вообще после каждого сезона скидывались для кого-нибудь и еще смеялись. Типа – первый пошел, второй пошел, а потом со счету сбились и тихонько радовались.
– Пьяные?
– Окстись! Такие не выживают. Мы рабочими были… Как взведенный курок – иначе и не скажешь. Знаешь ведь, какие кошечки и собачки в наших краях аппетит нагуливают. И родители мои рабочими нанимались. Ведь сюда с Земли не одни ученые приезжали… Ручку ровнее держи, следи за авиагоризонтом!
Колеса мягко коснулись грунта. Прибыли.
На правом плече у Деллы – переломка. Или «тулкой» еще ее здесь зовут. На левом плече – рюкзак, где есть все, что только может понадобиться. Яга умчалась к барыге, что перепродавал ей остатки полетных рационов, сэкономленные заботливыми бортпроводницами космических линий. От аэродрома до города рукой подать, и девушка, легко отшагав это расстояние, шла между стандартными постройками периода колонизации. Разные в них люди жили. Лужайки или свалки, пустыри или заросли плодовых кустов и фруктовых деревьев, мощеные дорожки или глубокие колеи – каждый хоть как-то, но заявлял окружающим о своем идеале мироустройства.
Впереди послышалась музыка: «Тонкий шрам на любимой попе – рваная рана в моей душе». Любопытно. Дедушка редко позволял звучать устройствам звуковоспроизведения, но когда слышал этот мотив – присаживался и делал вид, что чем-то занят. Пока песня не закончится. То есть у тети Лели где-то что-то такое есть? На попе!
Делла направилась на звук и быстро вышла к веранде с накрытыми цветастыми скатерками столами. Начало лета – люди тянутся в тень. Хотя сейчас тут было немноголюдно.
– Опять эксесайзер с катушек слетел, – раздалось в глубине подсобного помещения.
Судя по повышенному звуку чего-то механического, перешедшему в короткий стук, – так оно и было. Собственно, если бы не это дурацкое буржуйски звучащее слово, воспринятое как «упражнятель», Делла не так бы действовала. Села бы тихонько и слушала музыку, пока к ней не привязалась обслуга. А тогда бы чайком кишочки прополоскала. Но тут – зараза все-таки этот Ярн – спокойно произнесла прямо в дверь:
– На стол его, – и аккуратно свернула скатерть с того столика, за который посетители сядут в последнюю очередь. Со всех сторон подходы, а народ обычно по углам нычется.
– Ты кто? – из-за полуприкрытой двери показалось румяное лицо.
– Внуковка Коноплемянникова, – раздался голос у нее за спиной.
Парень стоял за стойкой, а ведь только что там никого не было! Крепкий, статный, с редким пушком на подбородке – олицетворение юности, одним словом. С таких Добрыней Никитичей рисуют. Хотя тот, что вышел из-за двери, выглядел не слабее, но был гораздо старше.
– Тогда хрен ты от нее отвяжешься, – непонятно было, доволен этим дядька или нет, но на стол перед Деллой водрузил низкий пустой цилиндр с дырявыми стенками, но без крышки. А из середины его днища торчал шток с кольцевой проточкой вблизи окончания. Как раз для разрезной шайбы самое место. Понятно, что она соскочила, и привет. А кромки у проточки закатаны.
– И как долго эта халтура прослужила до первой поломки? – Делла смотрела прямо в глаза старшему из крепышей.
– Полгода где-то. А потом после каждой починки – не больше месяца.
Понимающе кивнув, девушка прошла в подсобку и, встав на четвереньки, заглянула в щель между полом и основанием обезглавленной установки. Так и есть, в толстом слое пыли лежали они, родимые. Быстренько выгребла оттуда штук восемь колечек, видимо – по числу ремонтов. В проточку все они становились с люфтом, то есть и пробовать не стоило – минуты не продержат. Тем не менее вставила штырь в гнездо, вместе с барабаном, естественно, покачала. Ни к черту подшипник. Вот так, одно за другое, и общий износ привел эту нехитрую центрифужку в состояние перманентного облома. Ага, вот и шкив с опавшим ремнем. Ладно!
Вернее, наоборот, все неладно. Даже подшипник поддался простому нажиму пальцами. Мрак! Это вообще не должно работать. Хотя рукоятка у висящей на стене шумовки сделана из стали как раз подходящей пластичности…
– Эй, ты мне инвентарь не ломай? – Мужчина на согнутую ручку важнейшего предмета кухонной утвари смотрел неодобрительно.
– Удлинитель тащите. – Делла ничуть не смутилась. – А половником больше, половником меньше – это непринципиально. Тем более, видите, как он прохудился? Вот то, что подшипник здесь бессепараторный – это да. Краеугольно, я бы сказала. Буру давайте, вы же насекомых изводите? И нашатырь у вас наверняка есть – тащите.
