И вдруг, подобно горному потоку, апачи ринулись всей массой из лесу через проход. Прогалина и берега пруда почти уже опустели, когда туда прыгнули, задыхаясь от волнения, оба охотника, не заметив, как в противоположной стороне Кровавая Рука, держа в руках бесчувственную Розариту, исчез вместе со своим сыном в лесной чаще.
Вероломный метис приносил союзников в жертву случайностям боя и спасался со своей добычей. Но охотники были поглощены исключительно Фабианом. Броситься к нему и перерезать путы — было для них делом одной минуты. Не имея сил произнести ни единого звука от переполнявшей его радости, канадец молча сжал Фабиана в своих объятиях.
Опершись на свой карабин, испанский охотник безмолвно смотрел на счастливую пару, не замечая, как крупные слезы катились по его загорелым щекам. Между тем с обеих сторон прогалины, с той, где только что исчезли пираты, и с противоположной, куда устремились апачи, слышался страшный шум. Вскоре, подобно потоку, разбившемуся о плотину, хлынула назад, на прогалину, вся та масса всадников, которую проглотил было проход, ведущий из лесу.
Энсинас точно исполнил поручение канадца: двадцать вакеро во главе с доном Августином встретили апачей и отбросили их до самого укрепления.
Пожалуй, лишь пробравшийся в логовище львов в отсутствие грозных хозяев и внезапно застигнутый врасплох их возвращением охотник способен понять чувство, охватившее охотников и Фабиана при виде апачей, с ужасными воплями наводнявших прогалину.
Но их смущение продолжалось недолго. Схватив на руки Фабиана, свое единственное сокровище, канадец прыгнул внутрь укрепления, куда за ним бросился и Хосе. Там оба друга поспешно зарядили ружья и стали дожидаться нападения индейцев, решившись, в крайнем случае, дорого продать свои жизни.
К счастью, положение дел не замедлило измениться. К шуму отступления индейцев присоединился гром выстрелов, и с полдюжины беспорядочно скакавших всадников слетели на землю, убитые и раненые пока еще невидимыми нападавшими.
— Смелее, Хосе! Наши идут на индейцев с тыла! Фабиан, — продолжал Розбуа, — если ты не можешь еще держаться на ногах, скройся за деревья: нам предстоит жаркое дельце!
Волна индейцев нарастала, ширилась и уже захлестнула всю прогалину, когда наконец сквозь деревья замелькали фигуры вакеро во главе с доном Августином. Часть из них была на конях, в том числе и гасиендеро, но большинство шли пешком.
— Откроем огонь, Розбуа, да рявкнем так, как будто нас сотня! — крикнул Хосе, отдаваясь одному из тех порывов, каким он никогда не мог противиться. На сей раз канадец без колебаний исполнил совет друга, и в тот момент, как грянули их два выстрела, сорвавшие с седел двух верховых, трое охотников подняли такой оглушительный крик, что можно было подумать, будто к ним только что присоединилось не менее десятка воинов.
Охотники не замедлили воспользоваться смятением, еще более увеличившимся от их нападения с тылу, и оставили укрепление. Фабиан вооружился ножом, отданным ему канадцем; последний схватил томагавк, выпавший из рук только что убитого им апача, а Хосе поднял свой тяжелый карабин, как дубину, и все трое с дикими криками ринулись в свалку.
Гигант канадец очерчивал кровавый круг около Фабиана, подобно косцу, торопящемуся окончить свою дневную работу, или дровосеку, очищающему молодой лесок. Он старался пробиться к дону Августину. Окруженный врагами, гасиендеро рубил направо и налево своей длинной шпагой. Охотнику только что удалось проложить кровавый путь к гасиендеро, когда сзади него раздался знакомый голос. К дону Августину бежал по расчищенному топором канадца проходу Сверкающий Луч, окровавленный и безоружный, держа в руках бесчувственную Розариту. С торжествующим криком бросил команч свою ношу на руки отца и упал под ноги лошадей.
Пока канадец оборонял упавшего молодого команча, которому он многим был обязан, гасиендеро, положив дочь поперек седла, взмахнул шпагой и, пришпорив лошадь, ускакал с роковой прогалины.
Подобно архангелу-истребителю, охотник грозно стоял, расставив ноги, над телом команча, истекавшего кровью, и удерживал в почтительном отдалении смятенных врагов. А со стороны Бобрового пруда выскочили на поле битвы новые враги.
То были Кровавая Рука и метис, перехваченные при бегстве и отброшенные Вильсоном, Гайферосом, сэром Фредериком и двумя команчами.
Принужденные обратиться вспять, оба раненых пирата в несколько прыжков очутились возле канадца и испанца.
Несмотря на свою храбрость, Вильсон, сэр Фредерик, Гайферос и команчи остановились, не решаясь приблизиться к двум бандитам, из рук которых Сверкающий Луч вырвал Розариту, быть может, ценою собственной жизни. Но перед бандитом находился человек, которого не мог испугать никакой враг: то был Хосе, первым заметивший внезапное появление Кровавой Руки и метиса.
— Опасность позади, Розбуа! — закричал испанец.
Быстро повернувшись, канадец встретил лицом к лицу смертельных врагов.
Между тем поле битвы уже расчистилось. Смерть Черной Птицы, яростное нападение канадца, испанца и Фабиана, дружные усилия вакеро, ободряемых своим хозяином, — все это сделало то, что паника вновь начала овладевать апачами. Неожиданное прибытие двух грозных союзников слишком запоздало. Большинство воинов уже бежали, покинув своих мертвых, разбросанных по окровавленной траве прогалины; их преследовали вакеро, хотя и оставались без предводителя.
Двадцать семь трупов, из них восемнадцать — индейских, лежало на земле. Отдельные группы противников, общим числом около двадцати человек, еще продолжали с остервенением драться, когда два охотника в третий раз в своей жизни встретились с пиратами прерий.
Еще охваченный боевым пылом, канадец с поднятым томагавком устремился на метиса, который, как более молодой и крепкий, по праву принадлежал ему. Но, не уступая охотнику в силе, метис превосходил его в ловкости. Увернувшись от удара, он ринулся было на противника, намереваясь охватить его мускулистыми руками, но, увидев Вильсона, заряжающего свой карабин, внезапно переменил намерение и побежал к концу прогалины. Там лежало засохшее дерево, покрытое массою сухих ветвей, под их защитой бандит и укрылся.
Канадец не сумел отрезать отступления метису, потому что в эту минуту между ними оказалась группа сражающихся.
Что касается Хосе, то, в точности соблюдая свое обещание, он уже готов был ударом приклада раздробить череп старого пирата, но Кровавая Рука отбил удар томагавком, при этом приклад карабина испанца разлетелся в щепки.
Какой-то момент пират колебался, решая, стоит ли ему напасть на безоружного противника. Увидев, однако, рядом с последним Фабиана с ножом, Кровавая Рука повернулся и бросился к дереву, за которым укрылся его сын.
Тем временем метис из своей засады зорко следил за движениями охотников, заряжая свой карабин. Луч радости мелькнул в глазах бандита, и он уже готовился наметить себе жертву, как вдруг Хосе заметил лежавшее поблизости другое дерево. Хотя оно было совершенно лишено ветвей и заросло высокой травой, но толщина его ствола была достаточна, чтобы укрыть лежащего человека. Испанец быстро шмыгнул сюда, крикнув на бегу:
