Собрание амазонок принялось скандировать:
— Сапфо! Сапфо! Сапфо!
Царица приказала стражницам арестовать и Пентесилею. В этот момент даже яблоки перестали падать с корявых веток.
— Я не могу ничего гарантировать, — сказала я. — Я могу только попытаться умилостивить богов словами. Поэзия не наука. Крылатых лошадей невозможно приучить к узде.
Я прекрасно понимала, что, вступая в спор с царицей амазонок, копаю себе могилу, но меня это почему-то почти не волновало. С чего бы это она стала терпеть мое неповиновение? Где я нашла силы, чтобы бросить ей вызов? Что ж, если моя судьба — умереть, я вполне могу умереть здесь и сейчас, в самый разгар чтения моей поэмы. Если я умру, защищая Афродиту, неужели она не сжалится над моей измученной душой?
— Возможно, пришло время немного отступить от правил, — сказала наконец царица. Она почувствовала, что ее власти грозит опасность. — Пусть Сапфо закончит свою поэму и пусть будет так, как она хочет.
— Включая освобождение дев и моряков. А еще Эзопа. И ты не будешь наказывать Пентесилею, — добавила я.
— Останься. Останься с нами, Сапфо, — раздался хор амазонок. — Останься и властвуй над нами как царица.
Теперь царица Антиопа заволновалась по-настоящему.
— Я приму решение, когда Сапфо закончит свою поэму.
Это была ее ошибка. Амазонки пребывали в возбужденном состоянии. Они собрались вокруг Пентесилеи, спрашивали ее совета. Некоторые снова и снова нараспев повторяли мое имя. Фоном для скандирования стало счастливое ржание кобылиц.
Ради моих почитательниц-амазонок, но в большей степени ради царицы я предложила компромисс.
— Я оставлю вам Праксиною как мою представительницу. Она знает все, что знаю я. К тому же она умна не по годам и предана вашей вере. Если царица согласна поделиться своей властью с Праксиноей и Пентесилеей, то я оставлю вас в надежных руках.
Царица снова заколебалась. Но и я вдруг представила себя царицей амазонок, с Праксиноей и Пентесилеей в роли главных министров, с Пегасом — моим личным жеребцом. Я видела себя царицей амазонок, которая отправляет правосудие, не забывая о песнях, и скачет по небесам. Я даже представила, что рассталась с поэзией ради власти. Из меня получилась бы царица получше, чем из Антиопы. Я почти соблазнилась этим видением, но все же заставила себя открыть глаза. У меня был слишком беспокойный нрав, чтобы править народом. И потом, я должна найти мою дочь. Я любила поклонение и аплодисменты, а власть меня утомляла. И мне бы пришлось убить царицу — мне, которая в жизни никого не убивала. Хватило бы мне мужества это сделать? Я питала к ней глубокую неприязнь, но этого мало, чтобы убить. Поэты убивают словом, а не кинжалом.
— Развяжите заключенных! — сказала царица. — Продолжай читать поэму.
— Ты клянешься разделить власть с народом и мудрыми советчицами?
— Даю торжественную клятву.
И тогда я со слезами на глазах и камнем на сердце дочитала последнюю строфу моей поэмы. Слушатели тоже плакали. Поэма была далека от утонченности моих песен, но амазонки впали в неистовство.
Ничто так не нравится толпе, как лесть. Говоря людям то, что они хотят услышать, можно добиться от них чего угодно. Люди любят, когда им говорят, что они добры, правдивы, красивы. Они это любят, даже если не верят твоим словам.
Когда я закончила декламацию, толпы молодых амазонок направились к берегу, неся на своих широких плечах меня и усыпанного цветами изможденного Эзопа.
Мы успели как раз вовремя. Остававшиеся на борту моряки готовились поутру отправиться в плавание. Только что освобожденные мореплаватели и их отпущенные на волю возлюбленные амазонки поплыли к кораблю, изо всех сил работая руками, но даже ни в чем не повинные амазонки, которые не собирались покидать остров, всю ночь праздновали это событие на палубе нашего корабля. Все радовались, кроме Эзопа, который, едва ступив на палубу, упал в изнеможении.
Когда на рассвете мы прощались с землей амазонок, небеса окрасились в оранжевые и сиреневые цвета. Праксиноя и Пентесилея махали нам с небольшой лодки, на которой уплывала с корабля на остров компания амазонок. В ней сидела и царица, делавшая вид, что оплакивает мое отбытие. Мы подняли паруса, а с лодки стали бросать цветы и ленты.
Внезапно подул сильный ветер, наши паруса подхватили его, и корабль двинулся полным ходом. Мы услышали ржание и увидели мелькание золотых копыт. Пегас тоже заметил наше отплытие.
Огромные волны грозили затопить лодку с царицей Антиопой, Пентесилеей и Праксиноей. Но скоро мы увидели, что лодка удержалась на плаву, и они принялись грести против отлива к берегу.
В лодке изо всех сил работали веслами. Вокруг дыбились и опадали волны. На подмогу устремилась барка с молодыми амазонками. Два судна качались на волнах, пока амазонки с лодки, рискуя жизнью, не перебирались на барку. Царица Антиопа едва не свалилась в море, но Пентесилея подхватила ее.
«Что было бы, не сделай она этого?» — подумала я.
Я посылала воздушные поцелуи Праксиное, у которой все еще была забинтована грудь. А она махала и махала мне в ответ, пока не превратилась в крохотную точку на поверхности воды. Я поняла, что уже тоскую по ней.
15. Призраки
Тогда мне явились призраки жен!
Гомер
Проведя многие месяцы с амазонками, мы направлялись на север, в штормовое море. Пунктом нашего назначения по-прежнему оставались Дельфы, но я уже начала понимать, что это путешествие будет не более предсказуемым, чем все предшествующие. Мы были во власти богов — не моей. Возможно, они хотели преподать мне еще один урок.
ЗЕВС: Ну, наконец-то она хоть чему-то учится!
АФРОДИТА: Я тебе говорила, что она заслуживает спасения.
ЗЕВС: Ну, сам бы я так далеко не зашел.
У нас были бараны и овцы, куры и свиньи. Амфоры с вином и бочки с ячменем и пшеницей. Если удача от нас не отвернется, то по пути в Дельфы мы сделаем несколько остановок. А если отвернется? Нет, лучше об этом не думать.
Встреча с амазонками потрясла меня до глубины души, тем более что я не была уверена, правильно ли поступила, отказавшись стать их царицей. Мне не хватало Праксинои, которая всегда была рядом. С ее исчезновением словно исчезло и мое прошлое. Алкей внезапно превратился в смутное воспоминание. Да и существовал ли он вообще? А Клеида? Сколько ей было теперь? Два? Три? Но она не была только воспоминанием. Стоило мне закрыть глаза, как я ощущала ее детский запах. Но как мне снова обрести ее? Может быть, если бы я согласилась стать царицей амазонок, мои шансы возросли? Я могла бы прилететь на Пегасе и забрать ее с собой.
Мы удалялись от земли амазонок, а Эзоп спал как убитый. Поднять его было невозможно. Может, его опоили? Он ничего не знал о моих разговорах с амазонками, ничего — о моей поэме, ничего — об обращении Праксинои, ничего — о Пегасе. Какая жалость! Все эти выдающиеся приключения прошли мимо него.
