— Беккет принесет из подвала бутылку вашего рейнвейна, милорд. А испечь пирог не займет много времени. И даже если вы не пойдете на рыбалку, у нас есть свежая форель, как раз чтобы приготовить для вас.
— Хотя и рыбалка очень хороша, милорд, — вставил Беккет. — Особенно внизу, у излучины реки. Может, все же вам захочется попытать счастья.
— Мы попытаем. Обязательно. Я же обещал леди преподать урок рыбной ловли. Не правда ли, дорогая?
— О да, — едва слышно ответила Элспет. Не слишком искушенная в любовных играх, она была не так уверена, как Дарли.
— Сюда, дорогая. — Кивнув и улыбнувшись хозяевам, он взял Элспет под руку и повел к узкой, ведущей наверх лестнице.
Его комната располагалась в самом конце лестницы, старинная дверь была рассчитана на людей меньшего роста.
— Только лет через десять я научился входить, — с ухмылкой заметил он, наклонив голову, чтобы не задеть косяк. — Посмотри только на сад Мег. — Он махнул рукой в сторону окошек, устроенных прямо под самым карнизом. — Да и вид открывается отличный. Вон, видишь шпиль церкви в Халстоне в пяти милях отсюда? — Рухнув на просторную четырехспальную деревенскую постель, он удовлетворенно вздохнул. — Пожалуй, Бетси оказала нам услугу.
— Действительно очень уютная сельская гостиница, — согласилась Элспет, направляясь к окошку.
Роскошный цветной ковер раскинулся перед ее глазами. Буйство цветов, усеявших поле насколько доставал взгляд, словно сама природа распланировала это.
— Это же просто роскошно! И какой прелестный вид. — Она чуть обернулась. — Теперь я вижу, почему ты приезжаешь сюда.
— Я люблю покой и умиротворенность. Когда я слишком надолго застреваю в Лондоне, то мечтаю о тихом убежище.
— И ты ловишь рыбу?
— А также ем и сплю.
— Когда похождения и любовные подвиги совсем изматывают тебя?
— Что ты знаешь о моих похождениях?
— О тебе частенько пишут в желтых листках и журналах вроде «Татлера» и «Хорошего тона». Любому в Англии известно о твоих развлечениях.
Он улыбнулся:
— Даже в Йоркшире?
— Хоть что-то должно же нарушать провинциальную тишь.
— Так дочь викария встречала меня прежде в газетных сплетнях?
— Но живьем ты возбуждаешь гораздо сильнее.
— Неужели? — Казалось, его это развлекало.
— Я глаз не сомкнула этой ночью, Дарли. — Она бросила взгляд на постель. — И вот сейчас ты здесь, только мой.
— В уединенной комнате.
— Чтобы получить удовольствие.
— Одним словом, моя бессонная ночь оказалась не напрасной.
— Но у нас так мало времени, милорд, — прошептала она. — И так много предстоит…
— Ты хочешь сказать, так много удовольствий? — хрипло уточнил Дарли.
— Если ты не против…
Он не шелохнулся, за исключением одной определенной части его тела, которая вела себя абсолютно неуправляемо.
— Значит, нам не стоит дожидаться рейнвейна?
— Боюсь, что я не смогу.
Ее голос был хриплым, ее близость возбуждала и завораживала.
— Я предупрежу Беккета. — Скатившись с постели, он шагнул к двери, открыл ее и крикнул: — Прямо сейчас вина не надо! — Захлопнув дверь, Дарли повернул ключ в замке. — На всякий случай, — пробормотал он, швырнув ключ на письменный стол. — А теперь иди сюда, дорогая, — зашептал он, — и я дам тебе все, что только пожелаешь.
Маленькая комнатка, удаленное местечко, полное уединение — одним словом, идеальные условия, чтобы буйно предаваться самым запретным удовольствиям, купаться, плавать окунаться в безмятежное блаженство плотских наслаждений. Обещание Дарли «дать все», похоже, подкинуло сухих щепок в пылающий костер ее страсти.
— Мы совсем одни. — Дернув ленту, удерживавшую тяжелые косы, Элспет высвободила локоны, мягкой волной упавшие ей на плечи.
— Абсолютно одни. — Он развязал галстук.
— И никто не помешает нам. — Она сбросила туфли, сначала одну, затем другую.
— Никто. — Привычный к подобным ситуациям, он уже избавился от куртки и стаскивал рубашку.
Его могучий обнаженный торс ослепил ее, она окончательно, безвозвратно пропала.
— Ты не против? Если мы чуть поспешим? — прошептала она.
Дарли ухмыльнулся:
— Можешь не снимать платье, если не хочется.
— Я не могу. Платье помнется, а он потом… — В полном замешательстве и смущении, вся, дрожа, она заколебалась — сомнения, и страх вдруг охватили ее.
Он мог бы заметить, что муслин уже измят, тонкий материал легко мялся.
— Позволь помочь тебе, — сказал он вместо этого, подходя к ней. — Повернись, я расстегну крючки, мы постараемся не помять твое платье.
Элспет послушно повернулась. Дарли умело расстегнул крючки, стащил с нее желтый муслин и аккуратно повесил его на спинку кресла.
— Мег выгладит его тебе, если захочешь.
Она обвила его шею руками и, крепко прижав Дарли к себе, окончательно растаяла.
— Спасибо, спасибо тебе, спасибо за твой трезвый ум и здравое суждение, которых мне так не хватает. Особенно сейчас, когда я не могу думать ни о чем другом, кроме как поскорее обнять тебя, ощутить тебя рядом. Я могла бы отправиться хоть на край света, лишь бы там ты занялся со мной любовью.
Ее непритворная чистота и невинность произвели сокрушительный эффект на него. Это удивило его самого, человека, известного своей предельной выдержкой. Самообладание было его специфическим качеством, которое так обожали женщины, а сейчас он, словно зеленый юнец, готов был взорваться.
— Я не уверен, что мое суждение сейчас более здраво, чем твое, — сказал он, подталкивая ее спиной к постели. — Мне срочно требуется твоя помощь.
— Ну, значит, мы сейчас в полной гармонии и согласии. — Рухнув на матрас, она подобрала нижние юбки и прямо встретила его взгляд. — Я тебе говорила, до какой степени ты покорил меня, просто завладел мной?
— А теперь попробуй завладеть этим, прошептал он, лихорадочно расстегнув бриджи, и, отодвинув ее к краю постели, с грудным стоном глубоко вошел в нее.
Она ответила столь же блаженным вздохом и потребовала:
— Тогда дай мне еще больше.
Это было безумное, неуправляемое совокупление, вызванное вожделением и дикой похотью, зажигательное эгоистичное взаимное самоудовлетворение, когда оба партнера безоглядно, забыв обо всем на свете, отдавались друг другу.
Потом, когда они оба лежали и прерывисто дышали в унисон, Дарли сказал:
— Через минутку я раздену тебя до конца.
— Не беспокойся, — выдохнула она. — Я ни о чем другом не могла думать. Не говоря уж о том, что я двадцать шесть лет ждала… — она запнулась, — этого.
