– Во всех отношениях? – чувственно улыбнулась она.
– Безусловно, – кивнул он.
– Прекрасно.
Ни один не был способен отказаться от наслаждения. Он все понимал. И поэтому ни о чем ее не спрашивал. Только кивнул, желая поскорее покончить с этой скованной беседой.
– Ты все еще мокрая. Могу я теперь сделать все необходимое?
– Да, я буду очень благодарна, – объявила она так вежливо, словно была на приеме у короля.
Он постарался сдержать улыбку.
– Такое величие, дорогая.
– Обычная учтивость, – чопорно парировала она, все еще не придя в себя.
– Давай не будем снова ссориться.
Она взглянула на него сквозь полуопущенные ресницы.
– Я просто соглашаюсь с тобой и пытаюсь угодить.
И действительно, было в ее тоне нечто сладостно-покорное. Заученное стремление умиротворить и успокоить, которое неожиданно подействовало ему на нервы.
– А ты знаешь, как угодить мужчинам, – протянул он.
– Что ты хочешь этим сказать? – На этот раз спокойный тон дался ей с трудом.
– Ничего.
– Только не говори, что ревнуешь, – усмехнулась она.
– Черт, конечно, нет.
– Тогда не пойму, в чем проблема, – пожала она плечами.
– Возможно, проблема в том, – мгновенно вспылил он, – что эта горячая маленькая киска… – он провел ладонью по светлому треугольнику волос, – принимала так много мужчин.
И, словно бесцеремонно утверждая свою власть над этой частью ее тела, он резко сунул в ее лоно два пальца.
Аннабел оцепенела и напряглась.
– Всего несколько мгновений назад ты даже не знал, с кем был, – сдавленным шепотом выпалила она. – Вместо меня здесь с таким же успехом могла лежать любая женщина, и для тебя это не имело ни малейшего значения.
– Но это была не любая, не так ли? Это была прелестная мисс Фостер, которую вожделеет каждый мужчина в Лондоне… Это еще что, черт возьми?
Он выдернул пальцы, в которых был зажат кусочек губки.
– Ты не зеленый юнец. На что это, по-твоему, похоже?
– Значит, ты заранее планировала это маленькое рандеву, – прорычал он, отбросив губку.
– Нет. Просто защищала себя от знаков твоего внимания, и, как видно, не зря, – надменно парировал она, исполненная сознания собственной правоты. – Я мудро поступала, не доверяя тебе.
– Не слышал, чтобы ты это говорила вслух, – безжалостно бросил он, ослепнув от ярости, ненавидя ее за каждого поклонника, который у нее был когда-то.
– Сомневаюсь, что ты вообще слушал, как все мужчины.
– Ради Бога, не ставь меня в один ряд с Уоллингеймом.
– Желаю тебе доброго дня, – холодно попрощалась она, соскальзывая с его колен. Не стоит оспаривать неоспоримое или затрагивать старый, как мир, вопрос о двойных стандартах касательно сексуальных развлечений женщины и мужчины.
– О нет, не сейчас, – процедил он, оставляя синяки на ее руках.
– Именно сейчас! – горячо возразила она, стараясь вырваться. – Ты вынул мою губку, и я не собираюсь беременеть раньше срока.
– К твоему сведению, я никогда не изливаюсь в женщин.
– Если не считать меня, – саркастически напомнила она. – Как мне повезло. – Неожиданно прищурившись, она искоса глянула на него. – То есть как это «ты никогда не изливаешься в женщин»?
– Так уж вышло. Не желаю иметь рассеянных по всему свету детей.
– Но ты излился в меня! – спокойно констатировала она, не уверенная, почему задала вопрос.
– Объяснений у меня нет, – пожал он плечами.
– Типичное легкомыслие аристократа, – бросила она с уничтожающим презрением. – А я могла бы забеременеть из-за твоего легкомыслия и пренебрежения правилами.
– Только не говори, что с тобой никогда не случалось ничего подобного, – холодно отчеканил он.
– Это я устанавливаю правила, Дафф.
– Можешь не рассказывать о своих правилах, – резко парировал он.
– У меня давно не было правил, пока не появился ты и не разрушил мою жизнь, – едко напомнила она.
Его мгновенная улыбка напоминала луч солнца, ударивший из-за тучи.
– И ты пала жертвой моих чар.
– Может, я, как и ты, просто хотела секса, – усмехнулась она.
– Я довольствуюсь и этим. Согласен на все, что угодно, лишь бы ты осталась. Мне все равно, каковы твои доводы, только не уходи.
Он говорил без колебаний или сомнений, не так, как человек, который покинул Лондон, чтобы уехать на Пиренейский полуостров. А как человек, превративший вкрадчивую лесть в тонкое искусство.
Аннабел замялась, но тонкий голосок в голове вопил: «Да, да, да, да, оставайся!»
Пытаясь игнорировать этот назойливый голосок и собственные пьянящие желания, она сумела продержаться самое большее десять секунд.
– Ты не можешь кончить в меня, – заявила она, словно это приказание должно было избавить ее от всякой ответственности. – И я настаиваю. Обещай, или я немедленно ухожу.
– То есть можешь попытаться уйти.
Маркиза не одолевали тяжкие думы об ответственности, на это указывала его жизнерадостная улыбка.
– Дафф, не шути такими вещами. Я не желаю беременеть по чьему-то капризу.
– В кухне должны быть какие-то губки. Это лучше? – Он слегка повернул ее в своих объятиях так, чтобы прямо смотреть в глаза. – Я буду твоим лекарством от всех бед. Не волнуйся.
Он даже погладил ее руку.
– И, рискуя снова рассердить тебя, я также скажу, что намерен заплатить за проигранное пари. Нет, не протестуй. Именно я попросил первым. Это несомненно. А если не хочешь денег, можешь отдать их Молли и Тому.
Она хотела что-то ответить, но Дафф поднял руку.
– И еще одно. Если на меня снова нахлынет безумие, как недавно… – он сложил ее пальцы в кулак, – просто ударь меня изо всех сил.
Он поднес ее руку к своим губам и легонько постучал по ним.
– Вот так.
Глаза Аннабел наполнились слезами. Он так серьезен!
– Не хочу бить тебя, когда ты и без того несчастен.
Она коснулась сабельного шрама на его плече, еще одною – на груди и следа от ужасной раны на бедре, которую зашивал Эдди, предварительно вынув мушкетную пулю.
Дафф легонько сжал ее ладонь.
– Мне становится лучше. Подожди и увидишь, – улыбнулся он. – Благодаря тебе. Благодаря нам. Благодаря этому. – Наклонившись, он поцеловал ее, сначала нежно, а потом уже не так нежно. И наконец, подняв голову, пробормотал: – Пойду-ка я на кухню. Отыщу губки и корзинку, которую приготовил Эдди.
