— Доброе утро тогда. — Она стояла настороженная, держа Туна за повод. Его уши были прижаты, словно при приближении Хэтфилда он почувствовал опасность. Был ли он вообще другом Синджина?
— Синджин шлет вам привет, — сказал он, словно читая ее мысли. Его голос был мягким. Он стоял не более чем в нескольких ярдах, смотря на нее. Совершенно случайно он видел их за оградой для переодевания вчера после скачек и наблюдал, как они обнимались, шептали что-то друг другу, их нежный поцелуй.
Если бы Синджин знал, он бы понял появление виконта у себя на вечеринке прошлым вечером.
— Синджин? — Челси уклончиво поинтересовалась, пытаясь понять, как много он знал.
— Я видел вас вместе на скачках. — Его медленная кривая хищническая улыбка наполнила ее ужасом.
— Вы, должно быть, ошиблись. — Ей удалось контролировать свой голос, хотя нервы ощетинились, словно шерсть на шее и спине у ее любимой охотничьей собаки.
— На вас был плащ цвета бургундского, я полагаю, а на Сейнт Джоне его обычный варварский наряд.
— Должно быть, это был кто-нибудь еще, епископ, — ответила Челси холодным ровным тоном. Не оставалось другого выхода, как нагло все отрицать; признаться в их интимности, поцелуе, ухаживаниях Синджина… У нее учащенно забилось сердце оттого, что их разговор мог кто-то услышать. Этот человек со стальными глазами знает о пари? Слышал ли он, как они обсуждали выплату долга? Или, может быть, Синджину нельзя доверять, и он в конце концов насплетничал о… Нет, вдруг решила она. По крайней мере, не Ратлэджу.
— А-а… — Мягкий звук означал размышление, несогласие. Задумчиво уставившись на нее, он ответил с ехидно поднятой бровью и очевидной лживой сердечностью:
— Мои извинения, леди Челси, за мою ошибку. — Его голос упал до совершенного шепота:
— Значит, герцог Сетский не является вашим другом?
— Я только слышала о нем.
— Так же, как весь свет. — Должно быть, ее раздражение стало заметным, потому что его голос приобрел располагающую мягкость.
— Да, конечно, — уклончиво пробормотала она. — Если вы хотите видеть моего отца или братьев, — продолжала она, решив закончить дальнейшие разговоры о герцоге Сетском с человеком, которого презирала, — они скоро вернутся с утренних бегов. Миссис Макаулай будет счастлива приготовить для вас кофе или чай, но боюсь, что Тун не может дольше стоять спокойно. Простите меня. — Требуемые обязанности хозяйки были выполнены, и она дернула за повод Туна и направилась в сторону выгула перед конюшней.
— Вы очень красивы, мисс Фергасон.
Небольшая угроза прозвучала в его голосе в солнечном утреннем воздухе, плохо согласуясь с мирным деревенским пейзажем, но явная и ощутимая из-за своего несоответствия. Она обернулась к нему, стараясь скрыть свою тревогу, и обнаружила, как нелогично думает о том, как возбуждающе действовали те же самые слова, сказанные Синджином. Какая порочность скрывалась за ледяными серыми глазами Ратлэджа, заставляющая ее вздрогнуть при этих простых словах?
Стоя прямо, чувствуя себя спокойно рядом с огромным Туном, она сказала с минимальной вежливостью:
— Спасибо.
— Ваш отец сказал, что вы не хотите выходить замуж в ближайшее время?
— Мой отец решил подождать до следующего сезона, прежде чем начать вывозить меня.
— Жаль. Сейнт Джон это знает? — Он спросил тихо, почти шепотом.
Ей вдруг захотелось бежать от этого человека, чувствуя себя преследуемой, загнанной в угол. Его острые черты были зловещими, кожа еще белее при солнечном свете, а массивное тело угрожающим.
— Вы ведете себя дерзко, сэр, — раздраженно сказала она, отказываясь показывать страх перед английским позером-епископом, получившим свои доходные синекуры из-за того, что его семья обладала политической властью.
— А у вас дьявольски замечательный характер, моя прекрасная. Горячий, побуждающий… — Он приблизился на шаг. — Очаровательный… — когда он протянул руку, чтобы дотронуться до нее, она попятилась, быстро оглянулась и, не увидев никого, крепко схватила за повод Туна и вскочила на него.
Огромный чалый сделал быстрый поворот от неожиданности, но Челси уселась на его спине и забрала повод. Затем, в ответ на ее пришпоривание, он развернулся, разбрасывая гравий, и ускакал прочь, оставив епископа Хэтфилдского в одиночестве.
«Мне не следовало убегать, — думала она, пустив лошадь кентером по склонам, — нужно было стоять на своем. Но он почти дотронулся до меня своими ледяными руками».
— Ну, — сказала она вслух Туну, — ты тоже это почувствовал, не правда ли, мое дорогое животное?
Этот человек холодный, как труп.
И когда Тун вскинул голову в ответ, она засмеялась, чувствуя облегчение оттого, что она далеко, радуясь красивому весеннем утру, своему избавлению и ощущению своего любимого коня под собой. Она ехала без седла, без удил. Тун был так натренирован, что легкого сжатия шеи было достаточно, чтобы направлять его. И от истинного наслаждения ездой верхом в прохладное весеннее утро, когда ветер развевает волосы, от благоухающего запаха молодой травы, разлитого в воздухе, бодрящей скорости, такой же приятной, как безоблачное голубое небо, состояние испуга от присутствия епископа Хэтфилдского постепенно ушло.
Они уедут на скачки в Йорк после Ньюмаркета.
Челси улыбнулась, она была довольна своей жизнью и чувствовала себя легко. Ее радостные чувства слились с воспоминаниями о других счастливых чувствах, открытых лишь недавно; эти воспоминания были связаны с красивым мужчиной, с ангельским прикосновением, дразнящими глазами и молодым божественным телом… И она громко засмеялась от восторга.
Это было время социальных изменений, философии Руссо, Лона и Бурке влияли на воображение и культуру (чем отчасти объяснялась бесстыдная широта взглядов Челси), время, когда тори пришлось защищать старую линию политического консерватизма, десятилетие, когда революционные доктрины демократии вырывали колониальную империю из британских лап. Романтизм находился в стадии куколки в литературе, поэзии, садоводстве и искусстве; стадии, на которой культ индивидуальности и концепция личной свободы затрагивали каждую часть общества.
Отец Челси получил образование во Франции, как и многие шотландские дворяне этого столетия. Поэтому, когда его жена умерла при рождении Колина, он повез свою семью за границу, чтобы избежать мучительных воспоминаний. Они прожили во Франции четыре года, прежде чем он нашел мужество вернуться в дом, который делил со своей любимой женой. Учителя тоже вернулись с ними: несколько французов, несколько шотландцев, а также итальянский доктор из Болоньи. Челси хорошо знала новую литературу, одновременно получая классическое образование, так же как и братья.
Она была продуктом своего времени, но аномалией, усиленно сознавая новые виды свободы.
И все же она была женщиной, воспитанной в мужском мире, а независимый дух был позволен только мужчинам, отдающим время мужским занятиям.
