— Дэвид!
— Мне лучше идти. Вы пойдете?
Она покачала головой:
— Подожду еще несколько минут, пока совсем не стемнеет.
— Ну, хорошо, моя дорогая. — Он снова взял ее за руку и поцеловал. — Я так рад, что сказал вам. Я чувствовал, что больше не могу сдерживаться. — Он говорил с таким чувством, что Клэр встревожилась. Она рассеянно провожала его уходящего и уносящего новые надежды.
— На этот раз, кажется, я очень удачно выбрал время. Может, экстрасенсорные способности?
Как обычно, Адам застал ее врасплох, появившись из-за кустов. Щеки ее залила краска. Он двигался с обманчивой ленцой, но его гипнотические глаза пожирали ее.
— Вам повезло, — с трудом выговорила она. — У меня никогда таких способностей не было.
— Видимо, так, — он опустился на песок, — иначе вы бы не избежали этой сцены из романтических легенд. Она меня потрясла и заинтриговала.
— Я вижу, вы опять все хотите извратить! — Она попробовала опередить его нападение.
Он продолжал как ни в чем не бывало:
— Прелестно, просто прелестно. Такой ореол невинности. Фея, неповинная в своей притягательности — такая очаровательная, такая естественная… и такая фальшивая. Вы привносите с собой невыносимый соблазн ничего не воспринимать всерьез. Ну, теперь Дэвид у вас в руках, и что вы с этим намерены предпринять?
— Вы сумасшедший, — отозвалась она невпопад.
— Ну-ну, продолжайте! Но поверьте, мой ангел, это вам необходимо полечиться. До сих пор, насколько я сумел понять, у вас две ошибки: все, что вы говорите, и все, что вы делаете. — Голос его окреп.
— Вы просто наслаждаетесь своей жестокостью!
— А вы своей сверхчувствительностью, — отрубил он. — В борьбе это очевидная помеха. Посмотрим, как вы будете барахтаться.
— Ну, пожалуйста, Адам! — Она попыталась говорить насколько могла спокойно. — Над чем вы смеетесь? В одном отношении Надя была права, вы бросаетесь ужасными словами, не задумываясь, на кого и как тяжко они падут!
Он сгреб ее за плечи:
— Послушайте, вы, сладенькая простушечка, вы прекрасно знаете, черт вас дери, о чем я говорю, хватит с меня этого театра. «Пожалуйста, Адам!» Глаза как блюдца! Вас не только Дэвид взял на работу, но и Надя, яркая, выдающаяся личность, надо признать. А Надя, моя глупая жертвенная овечка, всегда будет в выигрыше. За своего сына она горло перервет, отдаст свою жизнь, вашу, мою, целый свет, если надо будет, за Дэвида.
— Ну, матери не такие! — еле выдохнула она.
— Господи, с ума можно сойти! Матери именно такие — некоторые уж точно. Я бы не стал заниматься укрощением тигрицы.
— Но я не испытываю к Дэвиду иных чувств, кроме сострадания, и не стыжусь этого, — произнесла она натянуто, стараясь контролировать себя.
Он схватил ее и встряхнул как куклу:
— Сострадание! Боже милостивый! Я знаю, что сердце у вас есть, но с головой у вас не в порядке! Вы не первая женщина, попадающая в силки по причине жалости к мужчине. Не спрашивайте меня почему. Я всего только мужчина. Но запомните, крошка, вы в большой степени захватили воображение Дэвида и заполучите на руки ревнивую женщину. Я это наблюдал в разное время и в разных местах с Беттиной. Моя сестра могла, по крайней мере, дать сдачи. Вам же тут не воссиять, я уже вижу вас с Надей на ножах!
— Но я Наде нравлюсь! — настаивала она по-детски. Ее незнание самой себя лишь подчеркивало ее красоту. Он видел это, и рот его сжался.
— Наде не вы нравитесь, бедный обманутый ребенок, — цинично возразил он. — Ей нравится только то, что вы можете сделать для Дэвида. Вас же саму она уже отбросила, как несущественное. Единственная ваша роль — вдохновлять Дэвида на его шедевры. И за это вы заплатите собой. Надя подчинила себя одной цели: слава Дэвида! Это ее путеводная звезда, но в слепоте своей она не понимает, что навязчивая любовь кончится разрушением объекта этой любви!
— Бедный Дэвид!
— Да, страшновато художнику оставаться безо всяких средств поддержки, — саркастически заявил он. — Бедный Дэвид! Как вы кинулись его защищать. А я его защищал Бог знает сколько времени. Восемнадцать лет, а вы, мотылек, тут еще мне про него толкуете. Я знаю Дэвида, как никто, как он сам себя не знает. Надя его облизывала с самого детства. Даже Беттина, с самым любящим сердцем, отдала ему все. Она раз чуть не свела меня с ума, устраивая ему выставку. Если б женщина так вела себя по отношению ко мне, я бы тут же ее вышвырнул. Дэвид нуждается в работе ради своего собственного спасения. Я склонен думать, что он неслабого характера, хотя слабости иногда побеждают нас. Предоставленный самому себе, он может найти какую-то стабильность, извлечь смысл из всего этого хаоса. Дэвид вовсе не семейный человек, но у него большой талант, и хотелось бы сохранить его. Вам, Мелисанда, нет места в этой схеме. Вам не суждено стать его ложной защитой. Его пребывание здесь подходит к концу. Остров исчерпал свои возможности. Дэвид должен встретиться лицом к лицу с жизнью.
Она смотрела на него огромными глазами почти с полной покорностью:
— Без Нади?
— Разумеется, без. Иначе в этом нет никакого смысла. Надя не может контролировать свой темперамент, он движет всеми ее поступками, она попадает в такие ситуации, которых легко можно было бы избежать. Она — тиран, который разрешает идти лишь одним путем, ее собственным. Маленькие девочки не могут связывать себя подобными обязательствами.
— Но что мне делать с Дэвидом? Он думает, что влюблен в меня!
— Чепуха!
— Благодарю вас, весьма польщена! — Она почти оскорбилась его резким неприятием этого факта.
Он посмотрел на нее лениво:
— Все красивые девушки обижаются время от времени. Им это только на пользу. — Его самоуверенность выходила за рамки приличий.
Она безуспешно защищалась:
— В моем случае в этом нет необходимости. У меня нет мании величия, я готова пройти по жизни в общей массе.
Он расхохотался:
— Знаете, мне будет вас очень недоставать. В вас есть что-то весьма притягательное, хоть вы и толкуете невозможную чепуху. Это, должно быть, создавало для вас жуткие осложнения в прошлом.
Она передернула плечами:
— Мы друг друга должны просто возненавидеть!
— Отчего же? Я этого попросту не допущу, — явно насмехался он.
Она быстро подняла и опустила глаза:
— Есть ли что-нибудь, чем вы не можете управлять по своему желанию?
— Вы — маленькая мелочь, которая доставляет мне некоторые затруднения, — лениво протянул он.
Наступила давящая тишина. Клэр не находила выхода своему гневу.
— Ну-ну, не дуйтесь. Не выношу этого. Расстраиваетесь?
