Но в ней теперь происходят некоторые перемены, а вот в нем, очевидно, нет. Да, сексуальное притяжение сохраняло свою остроту, но в Констанс зарождались и другие чувства — уважение и восхищение. Сама не сознавая этого, она надеялась, что он испытывает то же самое по отношению к ней.
— Но, разумеется, мне не удавалось выбросить тебя из головы, — спокойно продолжал он. — Куда бы я ни приходил, повсюду встречал тебя. Более того, я искал встречи с тобой. Потом я увидел, как уверенно и компетентно ты держишься на работе, как ласкова с ребенком и как, стиснув зубы, сохранила здравомыслие и даже проявила смелость, не испугавшись, когда тот парень размахивал револьвером. И мне стало казаться, что все остальные женщины в моей жизни были только прелюдией к встрече с тобой.
— Уверена, ты говоришь это всем рыжеволосым девушкам, — стараясь придать шутливый тон своим словам, заметила она.
— Я мог бы сказать, что с тобой у меня все по-другому, но ведь ты не поверишь мне, верно?
— Наверное, нет. — Она ответила очень небрежно, словно эта тема ее не интересует, что далось ей не без усилий.
— Но ты в свою очередь с неменьшей старательностью делала то же самое. Ты изо всех сил пыталась не обращать на меня внимания.
— У меня, — заговорила Констанс, забыв о своем решении держаться холодно, — нет привычки вешаться на шею каждому высокому светлоглазому мужчине, который проходит мимо.
Сидней мягко рассмеялся.
— Может, и нет, но я видел, как твои усилия идут прахом, когда ты смотришь на меня.
— И это подогревало твой интерес?
— Другими словами, решил ли я соблазнить тебя, чтобы проверить свою силу? Неужели ты так думаешь, Констанс?
Хотя он сказал это так, будто эта тема его не слишком сильно интересует, Констанс безошибочно поняла, что он сердится.
Смутившись, так как она ждала другого ответа, Констанс проговорила:
— Я знаю, что это не так.
— Моя мать говорила мне, что женщины всегда выбирают самого сильного и влиятельного из своих поклонников. Так повелось с тех древних времен, когда сила мужчины гарантировала его детям выживание. Она читала книгу о Средних веках, в которой говорилось о том, каких младенцев больше выживало, — детей аристократов, торговцев или крестьян. Так вот, наибольшее количество выживших детей оказалось среди аристократов.
— Это потому, что их лучше кормили и за ними лучше ухаживали.
— Но теперь, — сказал он, — это обеспечивается не происхождением, а хорошей высокооплачиваемой работой, не так ли?
— Ты хочешь сказать, что я меркантильна?
— Нет, я же не подозреваю тебя в желании выйти за меня замуж. Мы ведь оба знаем, что это не так, верно? Но, по теории моей матери, состоятельного человека женщины чаще находят сексуальным и привлекательным, чем малообеспеченного.
Констанс открыла рот от удивления. Она была рада, что за полями соломенной шляпы он не видит ее лица.
Тем временем он продолжал:
— Да, я знаю, о чем ты думаешь. Моя мать должна была придерживаться именно таких взглядов, если принять во внимание характер ее отношений с моим отцом. И я не говорю, что верю во все это, хотя некоторая доля правды здесь есть. Я совершенно уверен, что твое предубеждение против дипломатов и мое влечение к женщинам определенного типа не более чем предрассудки. Я не думаю, что каждого встречного дипломата ты рассматриваешь как потенциального мужа, а я не тащу в постель каждую, у которой соответствующая внешность.
Констанс ехидно спросила:
— Значит, только некоторых, кто тебе особо понравился?
В его улыбке чувствовалась насмешка.
— Нет. Несмотря на мое поведение в эти дни, обычно я сдерживаю себя. Физические данные производят впечатление только в первый момент. Затем за волосами, глазами и ногами я вижу некую конкретную женщину с недостатками или достоинствами, и желание гаснет.
Констанс не хотела спрашивать, но не удержалась:
— И со мной было так же?
— Тогда, в первые дни знакомства, я не смог справиться с собой. На какое-то время, когда я почувствовал, что теряю над собой контроль, я решил, что немного свихнулся. Я так тебя хотел! Ты снилась мне по ночам, и я непрестанно думал о тебе днем. Такого со мной еще никогда не случалось.
— И поэтому ты держался со мной так отвратительно, как только мог. — Она произнесла это совершенно спокойно, даже весело, с едва уловимой ноткой осуждения.
— Вовсе не отвратительно, — твердо ответил Сидней. — Я был в отчаянии. Я пытался установить между нами дистанцию, но, к собственной досаде, не сумел. Я под самыми разными предлогами старался тебя увидеть, ревновал, если ты находилась с кем-то другим.
— И тогда ты решил избавиться от этого беспокойства другим способом — организовал этот райский отпуск. А что бы ты делал, если бы я отказалась?
— Боюсь, это прозвучит слишком самоуверенно, но я почти не сомневался, что ты согласишься.
— Самоуверенность тут ни при чем, — проговорила Констанс. — Конечно, ты знал, каким будет ответ. Тогда вечером, когда мы прощались, я сама предложила тебе себя на тарелочке. Мне казалось, что после этого я стану тебе отвратительна. По крайней мере, себе я точно стала противна.
Сидней посадил Констанс к себе на колени.
— Тот вечер… Как сказка из «Тысячи и одной ночи», прекрасный экзотический сон наяву. Мне никогда не нравились женщины, которые сами приходят к мужчине, хотя я сам не понимаю почему. Я всегда считал, что в женщине мне нравятся тактичность и скромность, но тогда ты словно взорвала мой ум, мою психологию, устои и привычки. Ты идеальная женщина, в тебе соединяются красота и интеллект, доброта и самостоятельность, энергичность и нежность. Сочетание этих качеств и сделало тебя такой, какая ты есть. И я тогда уже понял, что у нас с тобой не получится история на одну ночь. Это обесценило бы наши чувства, а мне не хотелось этого допустить. — Он поджал губы. — И, кроме того, я боялся, что вскоре эти чувства потеряют остроту.
Ей опять стало больно.
— Великие умы мыслят одинаково, — насмешливо отозвалась она.
— Но мы ведь ошиблись, не так ли? Знаешь, теперь мне кажется, что, уже устраивая для нас этот отдых, я понимал, что простого удовлетворения физиологического желания будет мало, — мягко продолжал он. — Разумеется, мне неприятно в этом признаваться. — Он помолчал, и его глаза сверкнули золотыми искорками.
Затем он решительно проговорил:
— Констанс, выходи за меня замуж.
От неожиданности она онемела. Чего-чего, но такого поворота в их отношениях она никак не ожидала. Может быть, ей послышалось? Или она чего-то не поняла? Но Сидней молча смотрел на нее в ожидании ответа.
— Нет, — наконец не очень решительно проговорила она. — Нет, только не это. Пожалуйста.
