И снова его голос донесся из колодца:
— Помоги мне, Дооо-ллло-рессс…
Застонав, я прикрыла лицо руками. Теперь не имело никакого
смысла убеждать себя, что это всего лишь навсего мое воображение, или мое
осознание вины, или еще что-то, — это был Джо. Мне показалось, что он плачет.
— Помоги-и-и-и мне-е-е-е-е-е по-о-о-о-жалуй-ста-а-а…
ПОЖА-А-А-А-ЛУЙСТА-А-А… — кричал он.
Спотыкаясь, я обогнула колодец и побежала по дорожке,
проложенной в зарослях. Я не паниковала — ни грамма, — и скажу вам, как я
узнала об этом: я остановилась, чтобы подобрать коробочку с отражателем,
которая была у меня в руках, когда мы направлялись к зарослям ежевики. Я не
помню, чтобы роняла ее, когда побежала, но, увидев, я подобрала ее. Это было
очень удачно, учитывая, как сложились потом обстоятельства с этим проклятым
доктором Мак-Олифом… но до него еще не дошел черед. Я остановилась, чтобы
подобрать ее, и уже одно это доказывает, что я полностью владела своим разумом
и мыслями. Я чувствовала, как паника пытается проникнуть внутрь меня — точно
так кот пытается запустить лапку под крышку коробки, унюхав, что там находится
еда.
Я подумала о Селене, и это помогло мне справиться с паникой.
Я представила Селену стоящей рядом с Таней и с еще сорока или пятьюдесятью
другими детками на берегу озера Винтроп, у каждого в руках коробочка с
отражателем, сделанным в мастерской лагеря, и девочки показывают друг другу,
как именно нужно наблюдать затмение. Это было почти такое же четкое видение,
как и то у колодца, когда я видела девчушку, разыскивающую под кроватью свои
маечку и шорты, но я к тому же слышала, как Селена разговаривала с малышками
своим мягким, нежным голоском, подбадривая тех, кто боялся. Я подумала о том,
как мне вести себя с ней и с ее братьями, когда все они вернутся, — о том, что
мне нужно остаться здесь… но если только я запаникую, то меня заберут. Я
слишком далеко зашла и сделала слишком много, а рассчитывать мне, кроме как на
себя, было не на кого.
Войдя в сарай, я разыскала большой фонарь Джо. Я включила
его, но лампочка не загорелась; по-видимому, сели батарейки — это было так
похоже на Джо. В нижнем ящичке его рабочего стола всегда лежали новые
батарейки, потому что зимой у нас частенько отключали электричество. Я набрала
полдюжины батареек и попыталась вставить их в фонарь. Но у меня так дрожали
руки, что я выронила батарейки на пол, и мне пришлось шарить по полу в поисках
их. Наконец-то я вставила батарейки, но в спешке, наверное, что-то перепутала,
потому что фонарик не зажегся. Я было решила оставить его в покое, потому что
уже совсем скоро снова появится солнце. Но на дне колодца даже после появления
солнца все равно будет темно, и, кроме того, какой-то внутренний голосок
нашептывал мне, чтобы я продолжала обманывать себя как можно дольше — что если
я провожусь достаточно долго, то, выбравшись отсюда, возможно, найду Джо уже
испустившим дух.
Наконец-то фонарь зажегся. Свет был ярким, и теперь я могла
пройти сквозь заросли, не раздирая ноги в кровь. Я не имела ни малейшего
представления, сколько прошло времени, но было еще темно, и звезды все так же
сияли в небе, поэтому я поняла, что еще нет шести, а солнце все еще почти
закрыто тенью.
Не пройдя и половины пути, я уже поняла, что Джо еще жив — я
слышала его стоны и обращенные ко мне мольбы помочь ему выбраться. Не знаю,
услышали бы их Айландеры, Лэнгиллы или Кэроны, будь они дома. Я решила, что
лучше не думать об этом; у меня и без этого было слишком много проблем. Мне
нужно было придумать, как поступить с Джо, это было очень важно, но ни одна
мысль не приходила мне в голову. При каждой попытке найти ответ во мне начинал
звучать этот голосок. «Это не честно, — настаивал голосок, — он должен быть
мертв!»
— Помоги, Дооо-лоо-peccc! — взвивался голос Джо. Отдаваясь
приглушенным эхом, он, казалось, доносился из могилы. Я зажгла фонарь и
попыталась заглянуть внутрь, но не смогла. Пробоина в крышке колодца была почти
по центру, и в свете фонаря я увидела только верх шахты — огромные гранитные
глыбы, поросшие мхом. В потоке света мох казался черным и ядовитым. Джо увидел
свет.
— Долорес? — вскрикнул он. — Ради всего святого, помоги мне!
У меня сплошные переломы!
Теперь казалось, что это он разговаривает через слои грязи.
Я не ответила Джо. У меня было такое чувство, что если я заговорю с ним, то
сразу же сойду с ума. Вместо этого я отставила фонарь в сторону, наклонилась
вперед, насколько это было возможно, и ухватилась за одну из досок, сквозь
которые провалился Джо. Я потянула за нее, и она отломилась с легкостью
сгнившего зуба.
— Долорес! — завопил Джо, услышав этот звук. — О Господи!
Боже, будь милосерден!
Не отзываясь, я отломила еще одну доску, и еще одну, и еще
одну. Снова стало светлеть, и снова запели птицы, как поют они летом, встречая
восход солнца. Но небо все же было темнее, чем ему следовало бы быть в это
время суток. Звезды потускнели, но светлячки еще продолжали летать. А я в это
время продолжала срывать доски, приближаясь к тому краю, у которого я стояла на
коленях.
— Долорес! — взвился вверх голос Джо. — Пусть деньги
останутся у тебя! Все до цента! И я никогда снова не прикоснусь к Селене,
клянусь всеми ангелами и Господом Богом! Пожалуйста, милая, только помоги мне
выбраться из этой дыры!
Сорвав последнюю доску, я положила ее позади себя. А затем я
посветила фонарем в колодец.
Первое, на что наткнулся лучик света, было обращенное вверх
лицо Джо, и я вскрикнула. Это был маленький белый круг с двумя огромными
черными дырами в нем. Я даже сначала подумала, что по какой-то причине он
вставил камни в глазницы. А потом Джо моргнул, и это были всего лишь его глаза,
взирающие на меня. Я представила, что они могут видеть — ничего, кроме темного
очертания женской головы в круге яркого света, Джо стоял на коленях, весь его подбородок
был в крови, кровь была также на шее и на рубашке. Когда он, открыв рот,
выкрикнул мое имя, изо рта брызнула кровь. Падая, он, должно быть, переломал
себе все ребра, и теперь они впивались в его легкие, как остроконечные пики.
Я не знала, что мне делать. Припав к земле, я чувствовала,
как возвращается тепло летнего дня, я чувствовала его шеей, руками и ногами,
тепло изливалось светом на Джо. Затем Джо приподнял руки и как-то странно
помахал ими, будто тонул, и этого я уже не смогла выдержать. Отпрянув, я
выключила фонарь. Я села на край колодца, скорчившись, обхватив руками
расцарапанные в кровь ноги, дрожа всем телом.
— Пожалуйста! — выкрикнул он. — Пожалуйста! — И: —
Пожалуйста!! — И наконец: — Пожа-луйста-а-а, До-х-лоо-ресссс!..
О, это было ужасно, ужаснее, чем можно себе представить. Так
продолжалось очень долго. Так долго, что я подумала, как бы это не свело меня с
ума. Затмение кончилось, птицы перестали распевать свои утренние песни, исчезли
светлячки (а может быть, я просто не могла их больше видеть), в бухте
перекликались гудками лодчонки, но Джо все еще не успокоился. Он просил и
умолял; называл меня самыми ласковыми словами, сулил мне золотые горы, если я
вытащу его из колодца, говорил, что изменится, что построит нам новый дом и купит
мне «бьюик», ведь ему всегда казалось, что я хочу машину. Потом он стал
проклинать меня, говорил, что привяжет меня к столбу и будет прижигать каленым
железом, наблюдая, как я извиваюсь от боли, пока не убьет меня.
