— Глебус, ты всех заставил ходить на цыпочках ради того только, чтоб дремать весь день в мягких креслах? Бирюк, вылитый старосветский помещик!
Она присаживается на софу напротив.
— Кэтси, ты еще совершенный ребенок.
— Ну знаешь! Посмотри на себя, уже пятый десяток пошел, да и я далеко не первой юности, слава богу, двадцать восемь стукнуло. Мы стары с тобою, брат, мы, в этом старом особняке, в этом склепе, не заметили, как оставили и юность свою, да и молодость. Знаешь, я решила принять предложение князя.
— М-да? Ну, что ж. Поздравляю. Князь человек неплохой, надежный.
— Знаешь, передо мной словно открылась новая жизнь. Сразу после свадьбы мы отправимся путешествовать. В милую твоему сердцу Англиканию, вообрази — Лондон, Кэмбридж, могила Шекспира, холмы Астоншира, священные миртовые рощи друидов.
— Именно что миртовые. Рад за тебя. Путешествие будет весьма кстати.
— Ну вот, и вновь за свое. Посмотри на меня, Глебус, нам ведь необходимо многое обсудить.
— Конечно, само собою. А знаешь что, Кэтси, поезжай-ка лучше в Питерград-на-Неве к нашей тетушке. С ее характером и решительностью — она все хлопоты возьмет на себя, столько лет ждала.
— Ты серьезно или язвить изволишь?
— Серьезно. Это хорошо будет, если в Питерград. Очень хорошо.
— Как-то ты странно выглядишь, брат. Никак отсылаешь меня? Приключение какое-то задумал?
— М-м, не вполне что задумал, само меня нашло. Видишь сама, в каком я положении. Вот-с, изыскиваю ходы.
— Да-а. А я было навоображала бог весть что.
— В любой оказии, я вынужден был уговаривать тебя уехать, покинуть столицу.
— Но тебе, как всегда, ничего не грозит?
— Разумеется, как всегда.
— Как в Морскую войну? Бедный Глебус, все-то тебя беда находит.
— «Не надо слез, не надо слов печальных…» Итак, ты едешь?
— Вижу, придется ехать. Да там, кстати, всё семейство Илирийских живет, там проще всё будет устроить. Но свадьбу ведь справлять здесь, в столице?
— Венчание назначим на апрель, как раз после пасхи, середина месяца. Полагаю, к тому сроку всё разъяснится. Выдам замуж дорогую сестрицу и со спокойной душою предамся решительным изысканиям. Быть может, и Пимского, наконец, разыщу, и многие иные загадки раскрою…
— Что ж, я пошла.
Вскоре после ухода Катрин дворецкий Самсон докладывает о прибытии Ивана Разбоя. Дюк Глебуардус оживляется:
— Зови незамедлительно.
Берет со стола потухшую трубку, раскуривает; залпом осушает рюмку коньяку и встает из кресел.
Беседа дюка с Разбоем движется в области сновидений и сообразных теме психических феноменов. Говорит дюк, в зубах трубка:
— Есть сведения, что исчезновение Пимского как-то связано с самим фактом сна. Стало быть, нам надлежит с таковыми фактами разбираться. Как тебе известно — мы оба с тобою видим удивительные сны. Да я теперь и не только сны… Впрочем, поговорим о тебе. Ведь ты во сне проникаешь в будущий век, не так ли? Помнится, когда мы здесь, в этой самой библиотеке читали вместе с Пимским роман «Лес зачарованный», ты обмолвился, что видишь сны, как у Мура, героя другой повести Константина Верова.
— Дюк, а что это за Веров? — перебивает Иван Разбой.
Дюк, занятый своими соображениями, не замечает странной интонации режиссера.
— А? Пожалуй, это стоит рассказать. Я навел справки — такого писателя не существует. Видимо, псевдоним. Но чей? Загадка. В издательстве мне рассказали — явился некий господин, на вид — деловой человек, и принес рукописи сочинений нашего Верова. Пояснил, что написано сие его хорошим знакомым, который, увы, небогат. Предложил за свои средства издать тиражом в двести экземпляров и разослать по книжным лавкам Москвы, опять же за его средства. Это было исполнено. Слушай же далее. Вскоре некий неизвестный ходит по книжным лавкам, скупает весь тираж. А мои волюмы, — дюк кивает на лежащие тут же тома, — уцелели у хозяина лавки счастливой оказией.
— Получается детективный сюжет. Весьма внушительный. Но фильм я бы по нему снимать не стал — нет солидного мотива.
— Иван, помнится ты что-то такое рассказывал, упоминал некоего незнакомца, мол, предлагал тебе Верова?
— Было, чушь полнейшая. Представь — я на съемочной площадке, сцена не клеится, не помню, в чем была загвоздка, но настроение — швах, и вдруг над ухом: «Вы просили книг Верова — я знаю теперь, где их достать». А? Если бы не такой ахинеей прозвучало — позабыл бы. А так запомнил.
— А дальше?
— И всё. Я ему, мол, не знаю никакого Верова. Он в тот же миг исчез.
— То есть?
— Я не смотрел, куда он подался — мысли были иным заняты. Память у меня — профессиональная, поэтому физиономию помню, и как был одет. Ряшистая такая физиономия, и одет несообразно: небрежно, костюм дорогой, но изрядно ношенный.
— Что ж, оставим покуда эту тему. Ты, конечно, хорошо знаешь Марка Самохвалова?
Иван Разбой обалдело смотрит на Глебуардуса.
— Что, пробрало? — усмехается дюк.
— Еще бы. Никак к этим чудесам привыкнуть не могу. Мы же во сне своих двойников видим.
— Вот именно, двойников. Надеюсь, тебе там Марк рассказывал о твининговых мирах? Заметь, байки Григория Цареграда про сон во сне я в консидерацию не беру.
— Что ж, наверное, такое возможно, почему бы и нет, — Ивану вся эта история с недавних пор нравится как новый нетривиальный сюжет.
— Припомни хорошенько, Ваня, припомни себя там.
Иван Разбой садится в кресло и массирует виски.
— Постой, постой, Марк… как же это… Григорий исчез, да. Постой! Я же там не помню вообще, кто таков Григорий! Как такое могло случиться? Сейчас помню, а во сне — нет!
— И сон для тебя как реальность, не так ли?
— Чистая реальность. У меня со снами целая комедия образовалась. Я не только такую реальность вижу, когда сплю, я и события из здешней жизни видеть начал.
— Когда начал?
— Да вот… — задумывается Иван Разбой, — да вот после Мура. Мы с Пимским еще беседовали… А сейчас кошмары про последний поход прекратились, и вижу я хотя бы графа Мамайханыча, где находится, чем занят.
— Еще кого видал?
— Хм… — Разбой начинает краснеть, — хм, ну, да что там — сестру твою Катрин, вот…
— М-да? Так что твой Мамайханыч?
— Вот бы проверить — на самом деле он при деньгах нынче или опять же только сон?
— Отчего бы не проверить. Ты эти сны по ночам видишь?
— Когда же еще?
— Скажем, после обеда.
— После обеда я газеты читаю. Но если не читать газет, то вполне… Почему б и нет?
