— Вот видишь…
— И входные коды Владыка сообщил мне только от вибротамбура, — растерянно припомнил Жожик, — а от хранилища протоплазмы утаил, как специально.
— Именно специально, — подтвердила Катерина.
— Но зачем? — изумился Славян.
— Чтобы разобраться в мотивах, надо знать конечную цель. Держу пари, тебе поручили меня соблазнить. Ведь так?
— Совершенно верно. Но предварительно войти в доверие, чтобы желание было обоюдным… Катька закатила глаза:
— Она неисправима!
—Кто?
— Зловещая Тень.
— Ты на меня не обижаешься, Кать?
— Разве можно обижаться на чудесно исцелившегося слепого только за то, что когда-то он был незрячим? Напротив, Жожик, я рада за тебя.
— Спасибо.
— Посланница Вельзевула все рассчитала. Ведь завоевать женщину можно не только храбростью, отвагой, красотой, честностью, благородством или, скажем, богатством, но еще и… жалостью. В каждой девушке спит инстинкт материнства. Поэтому несчастье ближнего поднимает в ее груди волну заботливости и ласки, будто к своему ребенку (или беззащитному котенку). Пострадавшего хочется пожалеть, погладить и т. д. И нередко из таких отношений вырастает впоследствии крепкая привязанность и даже любовь. Кроме того, ведь ты получил увечье, спасая меня. Поэтому, по замыслу Зловещей Тени, я должна была испытывать перед тобой еще и чувство вины. А в ответ на твои ухаживания, даже не имея взаимности, по идее, могла отдаться просто из чувства благодарности или, скажем, самопожертвования, чтобы хоть как-то загладить перед тобой невосполнимую потерю.
— Надо ж, гадюка, — вставил Славян, — распорядилась моей рукой, как фишкой в игре; сделала ставку.
— И ставку очень высокую. Я действительно, Жожик, испытываю перед тобой чувство вины. Здесь она кое-чего добилась.
— Да брось ты, Кать. Это ж..подлянка гольная. Собеседники сосредоточенно замолкли. С одной стороны, они докопались до истины, и это радовало. С другой, партнеры, как выяснилось, непроизвольно сыграли хотя бы частично отведенные им дьявольским режиссером роли, и это огорчало. Однако, как известно, в любой пьесе важен финал. А он, к счастью, оказался в руках Катерины и Жожика. Вот это по-настояЩему внушало оптимизм.
— А ты, я вижу, оказался не столь ретивым и нестоль безмозглым исполнителем, как предполагала Зловещая Тень, — то ли пошутила, то ли похвалила товарища Катюша.
— Ты о чем?
— Ну ты ведь не пытался меня соблазнить…
— А-а… Если бы попытался, то ты б и не заметила. Опомнилась бы уже после того…
—Да ну?..
— Я не стремился тебя соблазнить не потому, что ты мне не нравишься. Напротив, я от тебя без ума.
— Спасибо.
— И искренне завидую твоему супругу. Ведь ты же замужем?
—Да.
— Но только в твоем обществе я понял, как важно взаимопонимание, обоюдная предрасположенность, любовные переживания, если хочешь. И даже если бы мне удалось тебя соблазнить, я бы, наверное, не испытал удовольствия; скорее, наоборот, разочарование и угрызения…
— Почему?
— Во-первых, гадко топтать прекрасный цветок по чьему-то заданию или только потому, что он нежнее и чище тебя.
—О!
— А во-вторых, мы с тобой знакомы всего лишь несколько дней, а уже успели не раз спасти друг другу жизни. Ведь такое не забывается, правда?
—Да.
— Мы с тобой словно породнились. Предать тебя, какие-то твои идеалы — для меня то же самое, что предать себя. А зачем же тогда жить? Что ж, я падла последняя, что ли? Ты не думай, Кать, у нас свой кодекс чести. И блюдется он гораздо строже, чем, допустим, официальная мораль.
— Где у вас?
— И в племенах, в которых мне приходилось жить, и в местах не столь отдаленных…
— А что тебя, офицера космического флота, соединяет с уголовниками? — удивилась гринчанка.
— Ой, Кать, от сумы да от тюрьмы, как говорят, не зарекайся.
— Понятно.
— Ты лучше объясни, подруга, зачем каким-то высшим силам, самому дьяволу или его кибернетической тени, по твоим словам, понадобилось, чтобы я тебя соблазнил? Неужели это так важно?
— Зловещую Тень страшит любовь.
— Какая любовь?
— Как в Библии. Цитирую: «Любовь долго терпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, ъсего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится»
[9]
.
— Все это прекрасно. Но при чем здесь ты? — не понял Жожик.
— Помнишь, какая первая заповедь в законе?
— Возлюби господа бога твоего… — отчеканил капитан.
— Ты неплохо знаешь Библию, — отметила Катюша.
— Да уж пришлось поучиться.
— А вторая?
— Возлюби ближнего твоего, как самого себя. Если не ошибаюсь.
— Точно.
— А ты где зубрила Библию, в церковной школе? — поинтересовался Славян.
— Нигде. Я вообще получила воспитание светское.
— Так это хобби?
— Нет. Просто мне довелось побывать на гребне мироздания2, — Катька подняла глаза к небу.
— А это как?
— Как в древнегреческих мифах, читал? — (Жожик неуверенно пожал плечами.) — Там некоторым смертным посчастливилось хотя бы однажды посетить Олимп…
— Все это слишком мудрено, подруга, давай лучше вернемся к заповедям.
— Ну так вот, первую заповедь практически каждый человек соблюдает на подсознательном уровне, даже если с виду он самый злобный атеист. В противном случае индивидуум неумолимо движется к смерти. И вот как глобальный шанс обществу дается вторая заповедь. Здесь в большей степени работает сознание. Люди, будто муравьи, копошатся, суетятся, что-то делают и даже не подозревают, что над ними, словно зонтик, висит ментальная защитная инфраструктура. Узловые ее моменты опираются на сильных духом людей, которые как бы прикрывают собой весь социум.
— Я понял, кого ты имеешь в виду. — Жожик опять решил похвастаться знанием Священного Писания. — «Господь сказал Аврааму, что не истребит город Содом, если там найдется хотя бы десять праведников»
[10]
. Вероятно, они и есть те самые «узловые моменты».
— Совершенно верно, — поддержала Катерина. — У тебя были прекрасные учителя, Жожик.
