Вот что писал по этому поводу Ф. Энгельс:
«Фридрих.., принялся необычайно усложнять систему тактических перестроений, ни одно из которых не было пригодно для действительной войны… Он настолько преуспел в этом, что больше всех других оказались сбитыми с толку его же собственные подчиненные, которые действительно поверили, что эти сложные приемы построения линии составляли подлинное существо его тактити…»
Скоро старый фельдмаршал Ганс фон Левальд (он же губернатор Восточной Пруссии) получил инструкции от своего короля.
— Мой друг, — издалека заверял его король, — когда русские будут разбиты вами (в чем я ни минуты не сомневаюсь), они пришлют к вам парламентеров, чтобы забрать с поля боя своих убитых. Тут вы сбросьте мундир (который так украшает ваши седины) и облачитесь в тогу дипломата.
От варварской России мы ничего требовать не станем, но зато разорвем в куски Речь Посполитую!
А на всякий случай Фридрих стороною нажал и на Вильямса, и посол Англии предложил в Петербурге свое посредничество для полного примирения Елизаветы с королем Пруссии.
— Нет! — ответила Елизавета, и лицо ее пошло, как всегда во гневе, бурыми некрасивыми пятнами.
Вильяме и не знал, что, пока он добивался этой аудиенции, в застенках Тайной канцелярии завершалась еще одна драма русской истории, и на этот раз — по вине самого же Фридриха…
* * *
— ..подвысь! — хрипло сказал великий инквизитор, и блоки заскрипели, вздымая на дыбу тобольского мещанина Ивана Зубарева. — Теперича подшпарь его, чтобы вор пришел в изумление!
Палач сунул в огонь душистый банный веник:
— Эх, соколик ласковый.., оберегись! — И прошелся сухим огнем по спине раскольника; воем и эхом воя наполнились застенки.
Граф Александр Шувалов (генерал-аншеф и великий Российской империи инквизитор) концом трости ткнул Зубарева в живот:
— Ве-вещай да-далее! — Шувалов сильно заикался. Иван Зубарев, в «изумление придя», с дыбы показал «Показания Ивана Зубарева автор дает доподлинно с „пытошных листов“, но в очень сильном сокращении.»:
— В прошлом годе, на праздник богоявления господня, взялся я отвезть товар в прусский Кролевец, Кенигсбергом прозываемый. И подходил ко мне офицер тамошний и говорил по-польски: «Ишь ты-де каков, мол! Не хошь ли принять нашу службишку?» И водили меня в дом, где в сенях мерили и хвалили рост знатный. А офицер сказывал так-то: «Я чаю, ты слыхал про Манштейна? Был-де я в адъютантах у Миниха, а теперь, вишь ты, служу королю прусскому знатно, и у нас тут хорошо…» Тонкая плеть, взыкнув, рассекла тело висящего.
— Го-говори, во-вор: ты-ты короля Фридриха видел ли?
— Оберегись — ожгу! — пришпарил его палач свежим веником.
Убери огонь, — застонал Зубарев, — ослабьте муку…
Шувалов кивнул палачу — снова заскрипели блоки.
— Скорее вещай, шельма… Что тебе Манштейн наказывал?
— И как взошли во дворец, — заговорил Зубарев далее, повисая на веревках, — то король Фридрих на стуле сиживал. И говорил тут мне Манштейн так-то: «Мол, вот Елизавета, ваша царица, староверам при ней — худо. А король прусский тебя в регимент полковника жалует. И ты езжай ко городу Архангельску и подкупи солдат, чтобы царевича Иоанна из Холмогор выручить… Да еще на проезд тебе — вот, мол, тысячу червонцев!»
— А король? Фридрих-то — что? — кричал Шувалов. В ответ началась «превеликая рвота». Великий инквизитор отскочил в сторону, велев палачу до самой земли ослабить веревки. Зубарев кулем опустился с дыбы, извергая зеленую блевотину. Было уже ясно из допроса: король Пруссии затевает против России дела подлые.
И в глухую ночь, опережая шпионов Манштейна, уже понеслись солдаты, дабы в великой тайне вывезти царя Иоанна из острога Холмогорского и навсегда затворить бывшего императора в крепости Шлиссельбурга на Ладожском озере… «Иоанн Антонович был убит в Шлиссельбургской тюрьме во время бунта поручика Мировича (1764); уцелевшие в Холмогорах члены Брауншвейгской династии позднее были вывезены в Данию.»
* * *
Потому-то, когда Вильяме предложил русскому кабинету примирение с Фридрихом, Елизавета ответила так:
— Нет!.. И передайте, посол, всем тем, кто стоит за вашей спиной, что я велю отрубить Иоанну голову, но Брауншвейгской фамилии, по родству ее с Фридрихом, не бывать на престоле!
Эти угрозы очень скоро дошли до Фридриха.
— Постарайтесь, — наказал король Митчеллу, — довести до сведения великой княгини Екатерины, что я могу погасить ее сердечные неприятности. В обмен на Понятовского, который так необходим ей, пусть она задержит движение русской армии. Или пусть сообщит мне хотя бы план предстоящей кампании!
И эти слова Фридриха — через Вильямса — дошли до Ораниенбаума… Опустевшая постель Екатерины давно перестала быть личным делом самой Екатерины. Позор выносился теперь, не только на площадь, его обсуждали при дворах Европы. Великая княгиня Фридриха не боготворила, как ее муж, но она не могла не слушаться советов из Берлина; Екатерина многим обязана Фридриху… Кому в Европе нужна была дочь штеттинского коменданта, игравшая во дворе замка с мальчишками? Никому, а король Пруссии устроил ей брак с, наследником престола российского; Россия же — это не плюгавое курфюршество!
Бестужев-Рюмин, с помощью саксонского канцлера Брюля, стал ратовать за возвращение Понятовского в объятия Екатерины. Брюль еще как-то колебался. Но тут выступил на сейме Понятовский и заверил шляхту, что Польша сама, помимо Саксонии, должна иметь своего посланника в России. В тесном кругу друзей молодой нунций дал понять, что без него не обойтись:
— Да и я ведь — не саксонец, а природный Пяст… Скоро он снова будет в объятиях Екатерины. А пока мир погрязал в интригах и сплетнях, закованная в броню и панцирь дисциплинированная Пруссия выжидала… Фридрих из Сан-Суси пристально осматривал горизонты Европы. Вот показалась пыль на дорогах Богемии и Моравии.
— Ага, — сказал король, — моя кузина Мария Терезия, черт бы ее побрал со всеми ее добродетелями, проснулась. Она стала передвигать куда-то войска… Вот — предлог!
* * *
— Ну-ка, — велел Фридрих, — отправляйте срочное посольство из Берлина в Вену: мне любопытно знать — что Вена ответит?
Посланцы короля сделали в Вене официальный запрос:
— Король Пруссии обеспокоен… Противу кого двигаются через Богемию войска империи? Король Пруссии требует объяснений. Король Пруссии подозревает…
Венский двор пребывал в смятении. Мария Терезия жила в страхе перед великим прусским разбоем.
— Пишите в Петербург этому дураку Эстергази, — наказала она. — Пусть он еще раз предупредит русский двор, чтобы не дразнили Фридриха понапрасну. Моя империя не готова для борьбы с этим разбойником…
Послам же Фридриха она отвечала, что передвижение войск через Богемию
