Мы долго молчали. Папа стоял на лестнице. Мой нос подсказал мне, что у него за спиной прячется Адам. Мама посмотрела на меня и…
— Ах, Сандра! Моя любимая, любимая, любимая — что же с тобой случилось? Кто это сделал с тобой?
Она наклонилась и обняла меня, крепко прижала к себе, после чего принялась со слезами целовать и гладить меня. Я тоже заплакала, и слезы ручьями потекли у меня по морде. Мне хотелось плакать, хотелось показать маме, что я умею плакать, словно слезы могли вернуть мне человеческий облик.
Моя мама! Я не верила сама себе! А вы поверили бы? Вряд ли нашлось бы много людей, которые узнали бы свою дочь в лохматом существе с волосатой мордой, мощными клыками и длинным языком. Например, ваша мама? А моя узнала меня!
— Ради бога, Сьюзан! — крикнул папа, уже стоявший в дверях с искаженным в отчаянии лицом, потому что он видел свою жену — свою бывшую жену — прижимающей к груди грязную сучку, да еще утверждающей, что это ее дочь.
— Это она! Неужели ты думаешь, что я не узнаю своего ребенка, потому что она стала похожа на собаку? — рассердилась мама, и папа сделал пару шагов в ее сторону, но она отвернулась от него. — Откуда ей знать всякие мелочи? Это она! Она — но ставшая…
— Что ты говоришь? — возразил было папа. Но его прервал стук в дверь.
— Полиция! — взвыла мама. — Избавься от них, избавься от них, и я тебе все объясню. Не говори им ничего, просто прогони их! — Промчавшись мимо него, она бросилась вверх по лестнице. Адам посторонился, и она, не раздумывая, направилась в свою комнату. — Избавься от полицейских! — прохрипела она и, нырнув в свою комнату, хлопнула дверью.
— Сандра! Моя любимая Сандра, моя любимая, — плакала мама.
Она положила меня на кровать, легла рядом со мной и покрыла мой мокрый нос тысячью поцелуев, позволив мне слизать слезы с ее несчастного, немолодого лица.
Если честно, то не в первый раз маме пришлось тащить меня по лестнице, когда полицейские барабанили в дверь, требуя отдать меня. В первый раз это случилось всего несколько недель назад, через несколько дней после того, как я познакомилась с Мишель и ее немногочисленной «бандой».
Было это так. Мама не хотела купить мне новые шмотки, которые я присмотрела, поэтому я решила пойти и взять их сама. Меня смущали разговоры Мишель о том, как много она всего утащила и как это легко. В то время она казалась мне по-настоящему ловкой, хотя, оглядываясь назад, полагаю, она просто не задумывалась о том, что ее могут поймать. Я по-настоящему завидовала ей, потому что тогда ее способ получать желаемое не вызывал у меня возражений. Да и прикид у нее был потрясающий. Ну, вот я и подумала, почему бы нет?
Так как я впервые отправлялась «на дело», то сначала мы попрактиковались на косметике в аптеке на Уитингтон-стрит, прежде чем решились на серьезное дело — присмотреть себе шмотки в центре Манчестера. В первую очередь следовало подумать, как должны выглядеть люди, которые воруют одежду. Естественно, они не должны выделяться из толпы. Со слов Мишель, все было проще некуда. Входишь в магазин, разговариваешь с подружкой, как будто тебя не особенно интересуют выложенные вещи, как будто ты присматриваешься, но тебе ничего не нравится — а потом быстренько суешь, что тебе надо, в сумку и поскорей улепетываешь, пока продавщицы стоят к тебе спиной. Легче легкого! Но меня засекли.
Самое забавное, что я заметила слежку за собой, однако надеялась, что, если буду следовать намеченному плану, никто ничего не скажет. Похоже было, будто я нахожусь в автомобиле с неработающими тормозами. Все время я видела женщину, не спускавшую с меня глаз, однако для меня не было пути назад, это понятно. Что интересного я могла бы рассказать, если бы вышла из магазина с пустыми руками? Интересного — как глупо! Ни одна собака не стала бы волноваться из-за этого. Ведь это значит, что тебя заботит только одно, как ты выглядишь — даже если тебя ловят на воровстве, — потому что тебе стыдно признаться, будто ты не совсем спокойна, следовательно, виновата!
В конце концов я схватила краску для ресниц и направилась к двери. Одна из девушек в проходе попыталась встать у меня на пути, однако я оттолкнула ее и в одно мгновение была на улице и бежала прочь. Из аптечного отдела выбежала женщина с криком:
— Ловите ее!
Никто, конечно же, не обратил на нее внимания. Мишель все еще оставалась в магазине. Пока я, испуганная, ничего не видя и не слыша, мчалась по улице, Мишель набрала в сумку фунтов на пятьдесят косметики, так как продавщицы сгрудились возле двери и смотрели мне вслед.
— Отличный трюк. Тебя засекают, а на меня не обращают внимания, — пошутила потом Мишель, отдавая мне половину косметики и требуя немедленно повторить проделку.
— Ага! Почему бы и нет? — сказала я, как будто совсем не волновалась.
Мы принялись планировать большой набег на город, однако было слишком поздно. Меня узнали, когда я бежала по улице. И полицейские в тот же вечер явились ко мне домой.
Мы с мамой сидели за столом, когда со стороны кухни пришел Адам.
— Там полицейская машина. Похоже, она едет к нам, — сказал он.
Мама посмотрела на меня, и, наверно, я сильно побледнела, потому что она сразу все поняла.
— Это за тобой, да? — спросила она, и зазвенел звонок.
— Полицейские! Что ты наделала? — стал приставать Адам.
Мама встала и схватила меня за руку.
— Идем наверх, быстро! — прошептала она.
— Ты же не собираешься прятать ее! Это незаконно! — сказал маленький мерзавец. Он сморщился и пошел за нами. — Не хочу жить в одном доме с преступницей.
— Заткнись! Чтобы я тебя не слышала, — прошипела мама. — Открой дверь и скажи, что ее нет дома, — приказала она Адаму, продолжая тащить меня наверх.
— Я не буду врать полицейским! — крикнул Адам.
— Заткнись! Не то они услышат тебя! — попросила я.
— Я не хочу врать, не хочу, чтобы меня арестовали за вранье, — стал кричать Адам. — Если она сделала что-то плохое, пусть идет в тюрьму, а я не пойду вместо нее, — громко произнес он.
Только этого недоставало! Мама уже притащила меня наверх и теперь тянула в свою комнату.
— Прячься в шкаф!
Она втолкнула меня в комнату, заперла дверь и побежала вниз. Мне было слышно, как Адам ревел, словно охранная сигнализация, поэтому она отправила его во двор и сама открыла входную дверь. Что до меня, то я стояла в шкафу на куче обуви и чуть не писала от страха. Правда-правда. До чего же я испугалась. В голове у меня была только одна мысль: я виновата, но не дай им забрать меня, я буду хорошей. Снизу до меня донеслись голоса. Потом я услыхала шаги на лестнице, но не поняла, то ли это мама, то ли полицейские. Дверь распахнулась — я чуть не умерла — это была мама.
— Ну, теперь иди вниз. Зачем ты это сделала? Зачем утащила косметику, глупая, глупая девчонка? Давай, иди вниз!
