– В это время Алекс уже жил с вами?
Я испуганно посмотрела на него и кивнула.
– Придется заняться историей гибели твоей семьи. И твоего
брата тоже.
– Возьмешь меня с собой? – не без робости спросила я.
– Куда? – усмехнулся он.
– Ты же понял.
– Вполне возможно, что на ближайшее время нам придется стать
сиамскими близнецами.
Алексей продолжал хмуриться, я с вопросами приставать не
рискнула, догадываясь: нет у него ответов на мои вопросы. Что-то его очень
беспокоило, впрочем, поводов для беспокойства имелось сколько угодно, но
почему-то мне казалось, что связано это с разговором по телефону, который он
вел на заправке.
Подъезжая к моему дому, Алексей притормозил, посмотрел на
меня с сомнением и произнес:
– Не знаю, стоит тебе говорить или нет...
– О чем? – насторожилась я.
Он помолчал, глядя перед собой, повернулся ко мне и сказал:
– О твоем парне, который исчез в Питере. Он тебя не бросал.
Он погиб. Попал под машину, 25 ноября, примерно в одиннадцать часов вечера, на
углу Литейного и Некрасова.
Двадцать пятое ноября. Эту дату я хорошо запомнила. В тот
вечер Юра ушел от меня, пообещав позвонить на следующий день. Больше мы с ним
не виделись. Сначала я не находила себе места, а потом... потом начала его
ненавидеть, не понимая, почему он так со мной поступил. Я проклинала его на все
лады, а он был мертв.
Я вышла из машины и побрела к своему подъезду. В голове
билась одна мысль: я носилась со своими страданиями, заставляя себя ненавидеть
Юру, выращивала в себе эту ненависть изо дня в день, как растят цветы в
оранжереях, ухаживая и поливая, а его уже не было в живых. Он не бросил меня,
не предал. Он погиб. Это я предала его, поспешив променять любовь на ненависть.
Но разве я могла подумать... я позвонила, он не ответил. Почему, почему я не
стала его искать? Боялась выглядеть обманутой дурой? Нажила себе комплекс неполноценности,
а теперь узнала: он погиб через несколько минут после того, как ушел от меня,
совсем рядом с моим домом. Изжитая с таким трудом боль вдруг вернулась, теперь
она была помножена на чувство вины. Я должна была его разыскать... в конце
концов, почувствовать, что с ним случилось несчастье.
Вернувшись домой, я заперлась в своей комнате, уткнулась
носом в подушку в надежде вдоволь нареветься. Но слез не было. Впереди
призрачно маячило еще несколько лет страданий, бесполезных, горьких, на сей раз
не из-за чужого предательства, а из-за моего собственного. Я ничего не могу
исправить, ничего, но я могу попытаться не допускать прежних ошибок. Возможно,
это была трусливая попытка заключить мировую со своей совестью. «Что было –
смерти, будущее – мне», как сказал поэт.
Я подумала о Мартине, и надежду, что все в моей жизни
изменится к лучшему, тут же сменило беспокойство. На часах восемь вечера, а
Мартин до сих пор не позвонил. Тревога нарастала, продержавшись еще час, я
набрала его номер. Не расскажи мне Алексей о гибели Юры, вряд ли я решилась бы
на это. Если мужчина сам не звонит, глупо навязываться... Но теперь мои прежние
принципы трещали по швам.
Когда Мартин ответил, мой голос звучал преувеличенно бодро:
– Привет, как дела? Встретимся сегодня?
– Не получится, – спокойно ответил он. – Работы
много, пытаюсь доделать вечером то, что не успел днем. – Повисла пауза,
которая меня смутила, и я, запинаясь, произнесла:
– Очень жаль. Я на тебя рассчитывала. Тогда до завтра?
– До завтра, – сухо сказал он и повесил трубку.
Я отложила телефон, увидела, как дрожат мои руки, и едва не
заорала в голос от обиды. Я знала, что так будет, я знала... и вот оно
случилось. Его интерес ко мне пропал так же внезапно, как и появился. Я
представила крушение всех своих надежд и решила, что жить мне больше незачем...
Пока не явилась вполне здравая мысль: Мартин видел меня сегодня с Алексеем.
Конечно, сесть в машину парня не бог весть какое преступление, но вот что об
этом думает Мартин? Не зря с той самой минуты меня мучили сомнение и тревога.
Совершенно правильно мучили. Мартин тоже хорош, мог бы, по крайней мере,
поговорить со мной. Ладно, завтра он позвонит и... А если не позвонит? Что я
буду делать? Изводить себя сомнениями, реветь в подушку, все, что угодно, но
одного не сделаю точно: я ему не позвоню. Выходит, история с Юрой так ничему
меня и не научила? Сейчас еще раз наберу номер Мартина и попытаюсь выяснить,
что заставило его отказаться от встречи: действительно срочная работа или он
все-таки решил... В общем, я схватила трубку и набрала номер.
– Извини, что опять беспокою. Мы не могли бы
поговорить? – выпалила я скороговоркой, опасаясь, что духа довести начатое
до конца попросту не хватит.
– Я тебя слушаю.
– Может, все-таки встретимся? – Эти слова я произнесла
практически в отключке, в полном обалдении от собственной отваги.
– Хорошо, приезжай ко мне. – Он назвал адрес и повесил
трубку.
Особого желания меня видеть он, судя по голосу, не
испытывал. А если дело не в утренней встрече и я просто ему надоела? Хороша же
я буду... Если надоела, пусть так об этом и скажет. Переживу как-нибудь.
Я вызвала такси и через полчаса уже подъезжала к дому
Мартина. Жил он в новом трехэтажном доме неподалеку от Соборной площади. В
здании было два подъезда, мне нужен второй. На домофоне три кнопки с фамилиями
владельцев квартир. Я надавила кнопку с цифрой пять и услышала голос Мартина:
– Заходи. Квартира на втором этаже.
Проигнорировав лифт, я поднялась по лестнице торопливо,
почти бегом. Каждая квартира занимала целый этаж. В другое время я бы
непременно оценила парадное, лестницу с коваными перилами и красную ковровую
дорожку, но в тот момент мне было не до этого.
Дверь квартиры была приоткрыта, я вошла в просторный холл и
увидела Мартина. Он вышел мне навстречу босой, в голубых джинсах, тонком
джемпере темно-синего цвета и показался мне таким красивым, что все мои
сомнения сразу вернулись. Что это я вообразила, да у него таких девиц...
– Кофе выпьешь? – спросил Мартин, голос его звучал
устало.
«У него в самом деле полно работы, а тут я...» Уже жалея,
что пришла, я покачала головой:
– Нет, ничего не надо.
– Тогда пройдем в гостиную.
Гостиная оказалась огромной и была выдержана в бело-золотых
тонах. Мягкие диваны, настольные лампы и белый рояль посередине.
– Ты играешь? – я кивнула на инструмент.
– Так, иногда. Мама была прекрасной пианисткой, но из меня
ничего не вышло. Слава богу, папа понял это вовремя... не то в мире появился бы
еще один непризнанный гений.
