– Каких дел? – спросил Гулько и улыбнулся. – Большаков – угольный торговец, я – президент спортклуба. Что между нами общего? И от какой такой масти он отрекся? От пыли антрацитовой, что ли?
– Ты подумай, Рома, подумай… – повторил Метлицкий, покачал головой и ушел.
Гулько сел в подогнанный братвой серебристый «Лексус», отъехал с километр и вдруг изо всех сил ударил руками по рулю.
– Сука!
– Да что ты, Гул? – с упреком произнес Крот. – Мент и есть мент. Что с него взять. Не принимай близко к сердцу…
– Ты придурок, Крот!.. – взревел Рома. – Придурок конченый! Ты понял, что он сейчас сделал?!
Фома на заднем сиденье почему-то матюкнулся и отвалился к стеклу.
– Вот, вот! – подтвердил Рома. – Захарку когда «поднимут»?! Через месяц? Полгода?! Год?! Что экспертиза скажет? В июле, блин, наступила смерть этого найденыша! Плюс-минус – неделя, без точного часа! А разговорчик этот при мусорах еще как вспомнится!
Крот хлопал ресницами и давил взглядом лобовое стекло.
– Ну и что? Может, они его никогда не найдут. Гул развернулся и насмешливо посмотрел на помощника.
– Вова, милый… Когда бог мозги раздавал, ты, случайно, поссать не отходил? Они его уже нашли.
Отмывшись дома в душе и с удовольствием выбрившись, Гулько вышел в комнату, где находилось уже человек восемь молодых мужчин от двадцати до сорока лет. Они лениво тянули пиво из банок, переговаривались и ждали, что там надумает Гул под струями воды.
Как видно, надумал он немного. Так, во всяком случае, им показалось. Уже когда они вернулись в квартиру Ромы, один из ментов в УБОПе, некто Шашков, «слил» Роме информацию о том, что на месте захоронения Захарки задержали какого-то лоха. Лох стоял и смотрел, как над Большим растет трава и сохнут ветки. Это и явилось причиной задержания. Таким образом предположение Гулько о том, что Захарка уже найден, подтвердилось на все сто процентов.
Еще Шашков сказал, что лоха отправили в больницу, потому что атмосфера «крытки» оказала на него столь впечатляющее действие, что парня пришлось увозить в больницу на карете «Скорой». В данный момент он находится в реанимации городской больницы.
– Фома, мы едем в больничку, – заявил Рома, вытирая голову большим махровым полотенцем. – Приготовь конфеты, сок… Что там еще больным возят? Бульон куриный достань.
– А с Хорьком что? – уточнил Крот.
– А что с Хорьком?
– Ну, ты сказал, чтобы его нашли.
– Зачем?
– За «цацки».
– А-а-а… Пусть пока побегает. Его сейчас не только ментам, но и мне не найти. Этот дурак всю жизнь по кругу ходит. Кража – менты – тюрьма – суд – колония. Бабки закончатся, он кружок сделает и сам сюда придет. Крот, ты тоже поедешь. Машина готова? А помыта? Или хотите, чтобы на ней опять кто-нибудь пальцем хер с ушами нарисовал? На такой модели на «стрелы» только прибывать…
В больнице ему не повезло. И денег уже дал, и в палату прошел, да только стоило ли второе первого, если этот лох по фамилии Родищев лежит как дерево, через маску дышит и супа даже посолить не может?
– А я его знаю, кажется, – буркнул Гул, всматриваясь в лицо больного. – Вот только не могу вспомнить, откуда. Доктор, как звать его?
– Алексей Геннадьевич, – ответил врач, которому сотня долларов расплавленным свинцом жгла бедро. – Ребята, может, потом, когда он в себя придет, а?
– Определенно знаю… – опять заладил Рома, оттягивая с лица больного пластиковую маску. – А что с ним?
– Пока неизвестно. Томографию только что провели, полное обследование еще пару дней займет. Послезавтра точный диагноз поставим. Пока можно с уверенностью заявить лишь о том, что потеря сознания – следствие многочисленных травм головы. На темени и затылке шрамы, по большей части – ранние. Вероятно, это последствия не самого благополучного детства.
– Вспомнил, – сказал Гулько. – Дальше не надо, я все вспомнил.
– Это Лешка Родищев, наш однокашник, – сказал он Фоме, спускаясь по ступеням больничного крыльца. – Ты что, запамятовал? Мы же с семьдесят восьмого по восемьдесят восьмой в одном детском доме чалились. Скрытный тип был, все книжки читал… Воровать отказывался, за что и бывал бит нещадно…
– Тобой? – спросил Крот.
Рома не ответил. Странно, но ему было почему-то тревожно.
«Это все дух лазаретный», – поморщился он, чувствуя, что лжет самому себе.
За руль он садиться не стал. Фома довез его до дома, но по дороге они остановились около супермаркета. Рома вышел оттуда с двумя огромными пакетами. Один он бросил в руки Кроту и процедил:
– Отвезешь на больничку, в палату этому лоху. Если не очнулся до сих пор, отдай соседям по палате. Скажешь, что это от Родищева, чтобы все, кто там лежит, знали, от кого. И теперь каждый день будешь возить туда по такому пакету. Я понятно изъясняюсь?
– Нет, – сознался Крот.
– Тогда я объясню. Ты помнишь, как в Горном на «пятерик» зачалился? А помнишь, как братва тебе пакеты с икрой, «Мальборо» и бужениной «перебрасывала»? А для чего? Нет, не для того, чтобы ты с голоду не помер. Ты и без этого там не похудел бы. Для «радио» зоновского. Чтобы вся колония знала, что Вове Кроту хамить нельзя, он подогрет, что не чушок он брошенный, а под крылом. Общаться с ним нужно по-человечьи и по пустякам не сердить, иначе в зону перебросят не икру, а посыльного с заданием облегчить Вове жизнь. – Вынув из второго пакета бутылку «Белого аиста», Рома сорвал фольгу и расковырял найденной в «бардачке» отверткой пробку. – Фома молчит, потому как сам детдомовский. Он знает, что такое вареное яйцо в праздник… – Перевернув бутылку, он влил в себя четверть содержимого.
– И не косись на меня, – посоветовал Кроту Рома после паузы. – Ты понятия не имеешь, что значит голодать…
Во дворе Гулько ждал сюрприз.
У его подъезда стоял, опершись на капот собственной изумрудной «девятки», «деловой» из ресторана. Он подставлял под солнечные лучи лицо и сжимал в зубах фильтр сигареты.
– Не люблю сюрпризы, – Рома воткнул в горлышко пробку и опустил бутылку в пакет. – Ой не люблю.
Заметив приближение Гулько, Мартынов выплюнул сигарету. Молча подождал, когда тот выйдет из машины, приблизится, после чего, чувствуя, что рушатся все обдуманные загодя варианты разговора, решил пока не атаковать. Вид у авторитета был хмурый.
– Это простая случайность, верно? – буркнул Рома, стоя на таком расстоянии от Андрея Петровича, что тот ощущал слабый аромат молдавского коньяка.
– Нет, конечно, – признался бывший зек. – Бабы у меня в этом доме нет, корешков лагерных тоже, так что, получается, я жду кого-то. Поговорить надо.
Гулько вздохнул и осмотрелся.
– Я так и знал, что еще увижу тебя. Слушай, бывалый, ты часом не казачок засланный? Не успели тебя под конвоем в кабак привести, как там через минуту мусора появились.
