– Моя приятельница, – уложив подбородок на руки, как на пляже, буркнул Мартынов. – Где, кстати, консул? Или он среди этих, в масках?
Метлицкий вздохнул и развернулся к свободным от контроля за задержанным операм:
– Значит, так, этого – в мою «шестерку», этого – в «девятку». Пацанву растасовать по тачкам и – в Управление.
– Роман Алексеевич, вы закон нарушаете, – заметил Мартынов, пытаясь рассмотреть с земли сидящую в машине Машу.
– А я всегда нарушаю закон, потому что это один из способов борьбы с организованной преступностью.
– Не льсти мне, – попросил Гулько, которого поднимали с земли, как мешок картошки. – Скажешь тоже – «оргпреступность»… Адвоката давай, безотцовщина! Андрюха, тебя куда? Меня – в «девятку»…
И тут произошло непредвиденное. Иначе говоря, об этом и подумать-то никто даже не мог. Воспользовавшись тем, что является «хорошим знакомым» Метлицкого, оставленный без наручников и приучивший своего преследователя к смиренному поведению, Гулько сорвался. Струна, которая все это время натягивалась внутри него, разорвалась в самый неожиданный для всех, включая, наверное, и его самого, момент. Одним движением выхватив из открытой оперативной кобуры одного из оперативников двенадцатизарядный пистолет Макарова, он так же молниеносно выбросил руку в сторону Метлицкого.
И только сейчас, посмотрев на убоповца, Мартынов увидел, что тот уже держит свой пистолет у головы Гулько…
– Лихо, – заметил Андрей, довольный тем, что не нужно повторять это слово дважды. – И что теперь?
– Не слишком ли глупое расстояние для дуэли? – спокойно промолвил Метлицкий. – Может, разойдемся? Андрей Петрович у тебя секундантом будет, я зама к себе приставлю. Разойдемся и – к барьеру?
– Ты Мартынова к себе приставь, – подрагивая от напряжения, огрызнулся Гулько. Кажется, он уже сам жалел о том, что сделал. – Уведи своих псов к машинам, нам поговорить нужно.
– Заберите его людей и отойдите на двадцать метров, – громко произнес Метлицкий.
Выворачивая руки подельникам Гулько, ошеломленные нестандартной ситуацией оперативники удалились. Пистолеты дрожали в десяти сантиметрах от головы каждого из врагов, и не один из них не соглашался на компромисс.
– И что теперь? – повторил мысль Мартынова Метлицкий. – Гражданин Гулько, ваше поведение не соответствует обстановке. С таким темпераментом можно даже до предварительного следствия не дожить. Вы на зоне активистом не были?
– Заткнись и послушай своего стукача! – рыкнул авторитет.
– Почему ты решил, что Мартынов – мой стукач? – Пистолет в руке Метлицкого еле заметно дрогнул. Это было не что иное, как желание обернуться к Андрею и найти там ответ на свой вопрос.
Гулько на одном дыхании предъявил неоспоримые подтверждения своей версии. В ресторане Мартынов появляется – через десять минут туда УБОП влетает.
В поле, уже за городом, с ним встретишься – через десять минут УБОП с неба валится.
– А может, это ты мой стукач, раз ты всегда появляешься там, где я выхожу на Мартынова?
Гул, оценивая каждый сантиметр движения, вынул из кармана платок и так же медленно вытер испарину на носу. Неоспоримые доказательства рассыпались в прах. Теперь пистолет дрогнул в его руке.
– А что он там за тему поднимает? – поинтересовался Метлицкий.
– О наследстве. Он тебе что, не говорил? Метлицкий признался, что слышит об этом впервые в жизни.
– А о каком наследстве? – добавил он.
– Я, конечно, страшно извиняюсь, – вмешался Мартынов, закуривая сигарету, – но коль скоро я неподалеку, может, будет лучше, если я сам расскажу? По всей видимости, в пылу социальной борьбы вы просто не заметили, что я в метре от вас, поэтому спрашиваю: кто из вас выстрелит первым, чтобы второй не узнал, кто из вас двоих является владельцем состояния в десять миллионов долларов?
Гулько сглотнул сухой комок, его пистолет нарисовал перед носом Метлицкого маленькую восьмерку, а Метлицкий стоял неподвижно, словно был глух. Легкое волнение угадывалось лишь по слегка порозовевшим скулам.
Небо заряжалось грозой. Прибавляя в силе, как и неделю назад, ветер стал обволакивать всех присутствующих холодком. Двое под этим ветром по-прежнему сжимали в вытянутых руках по килограмму металла, словно пытались перестоять друг друга, а американец с загадочным выражением на лице продолжал наблюдать за антагонистами.
– Да опустите вы оружие!.. – не выдержал наконец Мартынов. – Все равно стрелять уже не будете.
Или дайте пистолет мне, я вас обоих застрелю к чертовой матери и домой поеду!.. Я новую работу себе, в отличие от вас, всегда найду.
Первым опустил пистолет Гулько. Он был уверен, что Метла с подобной инициативой не выступит, даже если ему придется так стоять до начала августа. Этот упрямый мент никогда не пойдет на попятную. И никогда не пойдет на сделку. А люди Гула… его люди поймут. Их хозяин никогда не дырявит ментов и не бьет женщин. А с теми, кто это делает, он поступает весьма сурово. Так что нет ничего странного в том, что Гул сдался первым.
Щелкнул предохранитель, и оружие полетело к ногам опера, у которого было изъято. Не убирая Макарова от лица Ромы, Метлицкий вынул наручники и толкнул его на капот «восьмерки». Когда дело было закончено, он повернулся к американцу:
– У вас «запаска» есть, мистер Мартенсон?
Еще бы. Чтоб в новом авто, да не было запасного колеса? Не на рынке брали…
Метлицкий свистнул и крикнул своим, чтобы они забирали все машины, людей, оружие и направлялись в Управление. Выискивая подозрительное среди очевидного, те не торопились. Метлицкому пришлось повторить приказ.
– Вот теперь поговорим, – сообщил «убоповец». – На американского гражданина я наручники надевать не стану. Во-первых, тот чего доброго международный скандал учинит, во-вторых, он самый разумный среди двоих, стоящих передо мной, и вызывает некоторое доверие, а в-третьих, второй пары наручников у меня нет. Итак, господа блатные, зеки, иностранцы, спортсмены и просто знакомые, я очень хочу знать, что за ерунда происходит в моем городе. Что за наследство, кто его завещал, при чем тут не самые лучшие люди Америки и России и при чем тут я?
Ни слова не говоря, Андрей вынул руки из карманов и направился к своей машине. Распахнул дверцу и посмотрел в лицо Маши.
– Что происходит, Андрюша?..
Наконец-то она заплакала. Беззвучно, без истерики. Увидев это, Мартынов расслабился и с тяжелым вздохом поднял лежащего на коврике кролика.
– Я никогда не прощу себе, что забрал тебя с собой. Простишь ли ты?
Женщина прижала его голову к своей мокрой щеке.
– А по… по телевизору совсем другое показывают… – шмыгая носом, говорила она. – И в кино, и… в новостях…
– Я сейчас отвезу тебя домой, – сказал Андрей. Она вцепилась в него, потянула к себе. – Нет!.. Я с тобой!
