– Эй! – остановил их окрик. Кричавшего не было видно, но Андрей знал, кому принадлежит этот голос. – Спасибо…
– Вы дождитесь десяти часов, – посоветовал «дальнобойщик», следующий в направлении Кочек. – Тут от вокзала автобус пойдет до Новосибирска. А у меня рейс в обратном направлении.
– Я тебе говорю – давай автобуса дождемся, – упрямо повторила Маша, когда они отошли от «еврофуры». – Что тут осталось – три часа! Отсидимся у подруги, а потом сядем на автобус и через полтора часа в городе будем.
Она сама не знала, зачем это говорила. Мартынов выполнил свою работу, и ему больше нечего было делать в России. Все, что ему теперь оставалось, это отправить отпечатки губ Артура Малькова, которые так же, как и отпечатки пальцев, не меняются в течение всей жизни, на проведение теста «Б», и распорядиться перевести на указанный им счет десять миллионов. Он рассказал ей на видеозаписи все, что нужно было сделать, на тот случай, если с ним что-нибудь случится. Мартынов хотел доделать работу до конца даже в тот момент, когда его жизнь висела на волоске. И на той же записи в телефоне он смотрел ей в глаза и говорил, что сообщил в свой банк ее данные, и что она может воспользоваться накопленными им деньгами по своему усмотрению. Он очень хотел, чтобы она не оказалась обездоленной, если с ним произойдет страшное.
Но это не значит, что они будут вместе, если с ним ничего не случится. Об этом он не говорил, но она чувствовала это сама… Сказка закончилась, в американских фильмах это называется happy end. Даже более чем счастливый конец. Наверное, стоило терпеть все это ради того, чтобы заработать три миллиона и вернуться домой полностью обеспеченным человеком. Зачем она ему теперь? Но до города Маша с ним все равно доедет. Посадит на самолет и… И поедет к подруге, которая живет неподалеку от аэропорта. А вот что она будет делать потом… Зачем об этом спрашивать? Ведь делала же она что-то до этого? Жизнь продолжается…
Андрей тем временем вынул из кармана Машин телефон и набрал номер. Наверное, подумалось Маше, он набирает какой-то старый, подзабытый номер, потому что вот уже трижды перебрал кнопки…
– Алло? Холод?.. Где?!
Маша смотрела на Андрея, чувствуя, что рвется нить, соединявшая до последнего момента ее и этого мужчину. Он не давал ей телефон и не говорил при этом, что нужно обратиться к записи. Что ж, спасибо и за это…
– Сема, – слышала она, – в любом случае, если я не доделаю дело, доделай его за меня. А ты точно уверен, что Хорьков в Шарапе? У него сестра там живет?.. Я понял.
– Маша, где находится Шарап? – это был вопрос уже к ней. Сразу после того, как американец захлопнул крышку телефона.
– В десяти километрах отсюда, в сторону Новосибирска.
Дальше все происходило как во сне. Может быть, сказывалась усталость, все-таки почти двое суток без сна, может быть, страх за будущее без него…
– Милая, вот мой кейс. Вот твой телефон. Не потеряй его и никому не отдавай, ладно… Там есть запись, Машенька… Но не та, что делала ты. Я позвоню тебе сразу же, как закончу одно пустяковое дельце. Для этого мне нужно съездить в Шарап. Отправляйся к подруге и жди меня у нее. Когда я позвоню, ты сразу подойдешь к автовокзалу.
Она кивнет головой, но, когда он скроется из вида, никуда не пойдет. Положив на ноги узкий «дипломат», она сядет на вокзальную лавку и станет ждать.
Но это случится через десять минут, а сейчас она с изумлением наблюдала, как Андрей вручил молодому человеку, стоящему на стоянке такси, три тысячи долларов залога и взамен получил ключи от старенькой «шестерки». Он улыбнулся ей, махнул рукой и сел за руль.
Через несколько минут она… нет, не услышит, – почувствует гул взрыва, поднимет глаза и увидит огненно-черный гриб, поднимающийся в нескольких километрах от Ордынска. Она будет сидеть и смотреть на него, а мимо будут проноситься милицейские и пожарные машины. Затем промчится карета «Скорой помощи», но она не заметит и ее. Она будет сидеть и смотреть на расплывающийся по небу столб дыма.
– Проклятое место, – услышит она рядом с собой. – Проклятое…
Заметив реакцию молодой женщины, сидящий в метре от нее старик пояснит:
– Проклятое место. Заговоренное. Здесь еженедельно колонна бензовозов проходит. И не было случая, чтобы раз в год кто-нибудь не сгорел. Как стали с семьдесят восьмого цистерны гонять по этой трассе, так беда и случается. А первым, если память не изменяет, старик был, главврач нашей больницы. Усольцев Владимир Владимирович. Милейшей души человек. В сталинских лагерях сидел, бедствовал, воевал на фронте, но выдержал. И не одну жизнь в поселке этот хирург спас. Не слышали такого – Усольцева?
Она слышала. Один раз. Из уст умирающего Малькова.
И Маша всхлипнет. Потом еще раз. А потом, окончательно потеряв силы, разревется в голос. Она будет заходиться в истерике, сжимая побелевшей рукой ручку небольшого кейса.
Потом успокоится и придет в себя. И просидит на лавочке до десяти часов вечера. Когда же на Ордынское начнет опускаться темнота, она тяжело поднимется с лавочки и, не стыдясь размазанной по лицу косметики, медленно пойдет к мосту, где часто пряталась от родителей с Артуром.
Маша дойдет до середины моста и, широко размахнувшись, бросит кейс в воду. Кейс смачно плюхнется на поверхность и, влекомый течением, исчезнет в серебре готовящейся ко сну воды. Кейс, о предназначении которого теперь знала лишь она одна.
Во дворе никого не будет. И о ночном происшествии ей напомнит лишь засохшая на лавке кровь. Она сядет, прислонится к спинке и запрокинет голову. Она будет смотреть на сосну, по которой можно залезть на небо. Все, что у нее осталось, это маленький серебряный телефон, с которого на нее посмотрит Андрей Мартынов…
Он грустно улыбнется с маленького экрана и скажет:
«Когда все закончится и я вернусь, мы приедем во двор, где растет сосна. Та, что напротив твоего окна. Она такая высокая, что по ней можно забраться на небо»…
Когда Мартынов очнулся, небо над ним было черным. Посреди него висел белый диск солнца. Свет нещадно резал ему глаза.
Перевалившись на бок, он увидел выгнутый буквой «Г» указатель дорожного километража с цифрами 95. Превозмогая невыносимую боль, Андрей оперся на локоть и поднял залитые кровью глаза.
В сотне метров от него, лежа на боку, полыхал адским пламенем длинный бензовоз. Горела земля, небо, дорога, и только теперь Мартынову стало ясно, почему ему так жарко.
Он напряг память, пытаясь взять вину за случившееся на себя, но, как ни напрягался, перед глазами его возникала одна и та же картина: он мчит на машине по своей полосе, а по встречной, торопясь обогнать старенькие «Жигули», выходит на его полосу громадина «Вольво» с прицепом, полным топлива. Здесь сужается дорога. Интересно, сколько раз на этом месте случалось подобное?..
Он вставал на ноги целую минуту.
Он не помнил ничего. Он не помнил, зачем оказался на этой трассе. Все, что прорывалось сквозь смутные воспоминания, это – дорожная разметка, стремительно уходящая под ноги, и огромная кабина с искаженным от ужаса лицом водителя «Вольво» за рулем.
