Глава 6
ПРИЗОВОЙ ВЫСТРЕЛ
Рублевский не мог точно сказать, когда у него вдруг появилась эта солдатская привычка – приводить себя в порядок перед боем – но ритуал подготовки к заданию, интуитивно сложившись в четкий последовательный порядок действий, оставался неизменным вот уже который год. Рублевский принимал горячий душ, пользуясь не оставляющим посторонних запахов простым детским мылом, без ароматических добавок, тщательно брился, выскабливая лицо до гладкости бильярдного шара и стараясь при этом не порезаться. Порез был плохим знаком. Так случалось дважды и оба раза во время исполнения акции возникали проблемы. Затем Сергей надевал новое белье, сверху – удобную, не стесняющую движений одежду из полностью натуральных тканей, заваривал прямо в кружке крепкий зеленый чай с жасмином и медленно выпивал его крохотными глотками в полной тишине, погружаясь в состояние, похожее на медитацию. Затем включался, за пару минут выходил из транса, словно опытный дайвер, неспешно выныривая из безмолвной глубины на залитую солнцем и звуками поверхность, и отправлялся на дело. Заключительным аккордом ритуала являлось обязательное посещение православного храма, после того как все было кончено. Не формальное, фальшивое, для этакой внутренней галочки, мол, «типа прости, Господи», а настоящее. С молитвой, покаянием за смертный грех, и при этом – абсолютной внутренней уверенностью, что сознательно совер-шенное им хладнокровное убийство – а ведь это было именно убийство, сколько погонами и долгом кадрового сотрудника спецслужб не прикрывайся – с точки зрения морали и необходимости организма-общества избавляться от паразитов и несущих погибель раковых клеток полностью оправдано и необходимо. В послужном списке агента по прозвищу Хирург значилось двадцать девять отметок. Двадцать девять жертв. И до сих пор Сергею не приходилось поражать мишени, в виновности которых он, как человек и как офицер ФСБ, сомневался. Сегодняшняя цель, тридцатая, самая весомая в плане личной стоимости в баксах и влияния, не была исключением. Выкормыши смутного времени, такие как недавно перешагнувший сорокалетний рубеж вундеркинд Эдик Агранович, рано или поздно должны сойти с политической и бизнес-сцены страны, как грязная пена, как отработанный материал, как шлак, неизбежный при переплавке благородной руды в сверкающий слиток. Проблема заключалась в том, что уходить добровольно эти уверовавшие в собственную историческую уникальность и безнаказанность дяди не хотели. И не собирались, в принципе, полагая, что великая страна, временно поставленная Горбачем и Борис Похмелычем в интересную позицию, превращенная в дешевую уличную блядь, за гроши отдающаяся на поругание каждой сволочи, будет и впредь терпеть на своей шее колонию паразитов, регулярно снабжать их бегущей по артериям, венам и мелким капиллярам свежей кровью. Паразитов стало чересчур много, в их среде установилась своя жесткая иерархия. Чем жирнее и нахрапистее паразит – тем ближе он находился к основным живительным потокам, тем глубже вгрызался и больше высасывал столь необ-ходимые для мало-помалу выздоравливающего организма силы. Бороться с заразой законами-прививками было уже поздно. Паразиты выработали стойкий иммунитет к любым лекарствам. И, наконец, наступал момент, когда отвечающим за экономическую и политическую безопасность страны большим людям в погонах становилось очевидно – последним и единственным способом убрать гадину оставалось срочное оперативное вмешательство, как любая операция – сопряженным с кровью и чреватым возможными осложнениями. Сам Хозяин принимал трудное решение, давал команду по короткой цепочке, насчитывающей звена три-четыре, от силы, и к работе приступал он, Хирург. Кто-то ведь должен это сделать. И сделать хорошо, без промахов. В прямом и переносном смысле.
Закончив медитацию, Сергей оделся, покинул квартиру, расположенную под крышей двадцатидвухэтажной высотки на Московском проспекте – самого внушительного жилого здания на левом берегу Невы, с верхней части которого открывалась потрясающая панорама Петербурга – прошел квартал в сторону станции метро, поймал частника и поехал через весь город, в конец Васильевского острова, на точку встречи с обеспечивающим акцию сотрудником Седого.
Андрей появился минута в минуту, мягко притормозив напротив стоящего на мосту через речку Рублевского. На той же самой, умышленно немытой, неказистой и на вид укатанной «девятке», способной в рывке с места и маневренности запросто составить конкуренцию спортивным «узкоглазым» японцам. Сергей сел рядом с водителем, едва кивнув. Руки друг другу не пожали. Не улыбнулись дружески. И вообще говорили мало. Дветри отрывочных фразы, смысла которых посторонний, случись ему великое чудо оказаться рядом, просто бы не понял, и – все. К чему зря сотрясать воздух? Пиво им вместе не пить. Анекдоты не травить. О доме, о семье не разговаривать. Не тот формат соприкосновения. Все, что было известно Рублевскому об этом парне лет двадцати трех – двадцати пяти, уже дважды удачно отработавшим с ним в связке, это имя, которое, к слову сказать, вполне могло быть и вымышленным. И то, что Андрей, как и сам Сергей, являлся кадровым офицером ФСБ из группы спецопераций полковника Гайтанова.
Резвый «жигуленок» свернул с набережной и взлетел на мост через Неву. Водитель закурил, бросил взгляд в зеркало заднего вида. Сказал деловито и почти равнодушно:
– Там сложная структура здания. Отход по маршруту девять. Я сам утром проверил, по схеме. Чисто. Свободно. На инфильтре будет метка четырнадцать. На маршруте – защитный комплект и сопровождение. Сто тридцать вперед, возврат опасен, так что внимательнее. Я буду рядом. На белой.
– Маршрут, я понимаю, не с листа. Имелись наработки? – усмехнулся Рублевский.
– У старика больше шестидесяти объектов на карандаше, – кивнул Андрей. Добавил, тоже изобразив подобие улыбки: – Это только те, о которых я знаю. За три месяца. Вряд ли все.
– Кто бы сомневался. – На то он и хозяин лампы. Аладдин.
– Меня они не по ранжиру Джинном окрестили, – хмыкнул Андрей. – Тебе, исполнителю воли хозяина, это бы лучше подошло.
– В смысле?
– Ну, раз он – хозяин лампы, значит джинн – ты, – пояснил водитель. – А не я. Но оперативный псевдоним не выбирают. Какой уж присвоили. Могло быть и хуже. У одного моего бывшего сокурсника погоняло Дуст. Кому только в голову такое пришло?
– Да уж. Дерьмовенькая кликуха, – согласился Сергей. – Значит, ты – Джинн? – секунду помолчав, переспросил Рублевский.
– Ну да. Я – Джинн, – теперь настал черед Андрея скосить взгляд на Хирурга. – А ты разве не знал?
– Честно? – вздохнул Сергей. – Нет, не знал. Я про лампу Аладдина так сказал. От фонаря. Вырвалось.
– Серьезно? Не гони.
– Абсолютно. До этой минуты ты для меня был просто Андрей.
– Ладно, верю, – в свою очередь помолчав, сказал Джинн. – Охренеть можно. Бывают же совпадения. Впрочем… Для меня ты тоже всего лишь Хирург. Знакомиться ближе, думаю, не стоит. В нашем деле чем меньше про контакт знаешь – тем лучше для всех.
– Точно, – кивнул Рублевский. Больше, до самой точки, они не произнесли ни слова.
