Светораде приятно было пройтись по своему городу, слышать приветствия смолян, отвечать улыбкой на их улыбки. Только здесь она ощущала себя настоящей княжной, только здесь помнила, зачем нарекли ее Светорадой – светлой радостью людей. А еще хорошо, что она тут со Стемой, которого тоже все знают. Они шли вместе – она чуть впереди в своем маленьком белом платочке и переброшенной на плечо косой, а Стема чуть позади с луком за спиной, – а люди расступались, давая им дорогу, кланялись, зазывали в лавки.
Крутится в воздухе сухая пыль, снует народ, на узких улочках толчея: то всадники проедут, то возок протащат, то проскользнет вдоль тына старуха с гусаком под мышкой. У гончарен работают круги гончаров, из кузниц доносится звон металла, сквозь приотворенные двери видно, как полыхает багровое пламя, как потные полуголые кузнецы орудуют молотами, а в воздухе пахнет железной окалиной. По утрамбованным проходам бегают куры, копошатся, расклевывая конские каштаны; осторожно переступая через них, от реки то и дело движутся бабы и девки с коромыслами, на которых покачиваются полные ведра с водой: огороды поливать надо.
Много народа и в торговых рядах. Здесь можно встретить и варяжских купцов, всегда в окружении охранников, и новгородцев, узнаваемых по длинным, почти как у волхвов, бородам и коротко стриженным волосам. Стема указал княжне на одного из таких, спросил, не хотела бы она пойти замуж за Новгорода: уж до того горды, до того кичливы, а заносчивости не меньше, чем у иного варяга приезжего. Светорада пропустила слова Стемы мимо ушей. Разглядывала торговцев, прибывших в Смоленск из разных мест: и в жаркий летний день одежда украшена полосками меха, длинные волосы мужчин у одних заплетены в косы от висков, у других коса на затылке, лица у всех в устрашающей татуировке. Стема пояснил Светораде: это древляне, самое дерзкое племя на просторах Руси, самое непокорное. Однако и эти уже привыкают к торгам, вон привезли возы с болотной рудой на продажу.
– А за древлянина ты пошла бы, а Светка? Они все храбрецы.
– Ах, Стемушка, будь моя воля, я только твоей нареченой хотела бы стать, – отшутилась княжна.
Стема даже споткнулся. Ишь, как загнула! Но он-то знает, что ей лишь бы голову добрым молодцам морочить.
В ниточном ряду особенно много толкотни и шума, девицы и молодицы спорят с купцами и лоточниками, торгуются. Здесь для каждой находится товар: нитки, иголки, тесьма, пуговицы, всякий приклад. И каждый торговый ряд имеет свое назначение: кафтанный, железный, где выставлялись боевые топоры, мечи и кольчуги, есть также масленый, медовый ряды и два рыбных – со свежей рыбой и просоленной. В сапожном ряду покупают мягкие сапоги городской выделки, вышитые бисером постолы, а то и лапти, плетенные из раскрашенного лыка, на мягкой кожаной подошве. В жару ходить в таких самое милое дело. Даже Светорада не удержалась, купила себе зелено-красные лапотки по ноге. Ей любили продавать: княжна не торговалась, а за деньгами можно прийти в детинец, где тиун обязательно расплатится.
– Все, утомилась, – сказала Светорада, переодевшись в обновку и заставив Стему уложить в котомку ее узкие заморского фасона башмачки с позолоченными носами – Теперь пойдем в посад, путь Укреп угостит нас в своей корчме.
Корчма у Укрепа знатная: огороженная тыном, с высокой соломенной кровлей на побеленном отштукатуренном доме, окошки все с цветными наличниками. В светлую пору дня гостей усаживали не в помещении, а прямо во дворе, где под навесом из жердей стояли небольшие столики. При появлении княжны со Стемой Укреп сам вышел навстречу, а жену Иулю отправил за напитками в подпол – для Стемы легкое светлое пиво пусть принесет, а Светораде пенный квас, холодный до ломоты в зубах. Укреп сам подсел к ним, стал болтать о всякой всячине: о том, что торговля идет неплохо и он даже отправляет свои напитки на волоки, где нынче столько народа, что там скоро свой торг начнется. От Смоленска туда ездил воевода Михолап, сегодня вернулся и хвалил Гуннара: варяг там всем заправляет, народ его слушается и побаивается. Светорада поразилась, отчего Гуннар не спешит в Норейг? Укреп только и ответил, что многих это удивляет, ведь корабль с дружиной Гуннара уже ушел, да так, что никто и не заметил куда. Светорада недоумевала, как это так? Ее волновало и озадачивало долгое сидение Гуннара на волоках. Ну, обещал помочь и действительно справился, однако отчего мешкает теперь? И они стали строить с Укрепом всякие предположения: может, дополнительной платы ждет, а может… Тут Укреп даже хохотнул, лукаво поглядев на княжну: что если упрямый воспитанник Эгиля все еще надеется на то, что брак Игоря со Светорадой не состоится, и тогда он тут как тут. Стали спрашивать мнение Стемы, но парень уклонился от темы. Зато начал похваляться перед Укрепом, как неплохо он уже знает язык варягов, мог бы и самому Гуннару заявить на языке Норейг: «Эк эм храуст гардск хирдманн». Пояснял корчмарю: это означает – «Я храбрый славянский воин!»
– Что, все не оставишь свою идею однажды уйти в поход с варягами? – посмеиваясь, сказал Укреп. – Эх, Стемка, Стемка, и куда тебя несет, ведь ты при будущей княгине сможешь почти до тысяцкого
[113]
подняться.
– Ну, это когда мельничный жернов по реке поплывет, – мрачно заметила Светорада и поднялась, потянув за собой Стему. – Идем, а то мы еще не упражнялись сегодня в стрельбе.
Они продолжали заниматься с луком и стрелами, и Стема только диву давался, каких успехов достигла его ученица. Лук держала правильно, натягивала сильно, стрелы попадали прямо в центр мишени. Так что перед днем Сдерихвостки Стема сам предложил Светораде поехать с ними на охоту. Похвастался перед отцом: мол, гляди, какая ученица у меня толковая, непременно отличится.
Было решено, что охотники отправятся на низинные болотистые озера, к востоку от Смоленска, где всегда водилось много водяной птицы, нагулявшей к этой поре сладкое нежное мясо. Охотники выезжали из Смоленска еще затемно, путь им предстоял неблизкий, и было разумно добраться до озер до того, как солнце опять станет немилосердно жечь. Ехали верхом, Стема на этот раз отправился на охоту на своем Пегаше. Светорада посмеивалась над его черно-белым неказистым коньком, удивляясь, отчего это Стеме нравятся такие вот лошади коровьей масти. Стема защищал своего любимца: дескать, его Пегаш и вынослив, и быстр, и не раз показывал себя в степных дозорах, когда уносил хозяина даже от хазарских лошадей. Светорада только фыркала, то и дело пуская вскачь свою легконогую белую лошадку. Стема порывался за ней следом, однако строгий Кудияр сдерживал прыть сына. После случая на галерее терема он вообще был озадачен поведением молодых людей, а Стему строго предупредил, чтобы тот помнил свое место. Но Стемка только и отвечал, что это сама княжна не оставляет его в покое, и сумрачному Кудияру порой приходилось соглашаться с этим. Ведь только его сына и отличала своим вниманием будущая княгиня Руси, только ему и улыбалась. И Кудияр даже Гордоксеве не осмеливался сказать, насколько ему неспокойно, пока Стема охраняет ее дочь.
В тот день охота у них удалась на славу, набили сизого селезня, немало диких уток и серых цапель, закончив, только когда солнце стало припекать вовсю. Светорада, довольная тем, что Стема похвалил ее за меткость, так и гарцевала на белой кобылке, пока охотники складывали битую птицу в большие корзины, вешали на вьючных лошадей. А когда все двинулись гурьбой назад, она не утерпела и, опустив поводья лошади, дала шпоры и умчалась вперед. Скакала, не замедляя хода, так что даже Кудияр был вынужден указать сыну на удалявшуюся фигурку лихой наездницы.
