И машинка, маленькая и страшненькая, не показалась ей
странной, подумаешь! На каких только машинах ее не возили!
Однажды на склад, где она должна была подписывать книги для
Тамбовской областной библиотеки, ее вез грузовой «москвичок», именуемый в народе
«каблук». Невразумительный мужичонка рулил «каблуком» словно из последних сил,
а может, ей так казалось, потому что мотор все время глох, и мужичонка,
отчаянно жуя «беломорину», наваливался на руль, суетился, дергал «подсос» и все
время повторял:
— Да что ж ты, милай!.. Ну, давай, давай, милай!..
Как будто машина была лошадью.
Кроме того, Леша Денисов из рекламного отдела, улыбаясь
извиняющейся улыбкой, подложил ей под ноги несколько запечатанных пачек с
книгами, которые нужно было «захватить» на склад, откуда завтра пойдет
«транспорт». К груди будущая знаменитая писательница прижимала объемистый
портфель, в котором утром привезла редактору Ольге Вячеславовне рукопись.
— Мила, — Ольга Вячеславовна улыбнулась, взглянув на папку,
которую Мелисса гордо водрузила перед ней: принимай, мол, работу! — Вы можете
не распечатывать текст и не возить такие тяжести. Зачем? Я сама распечатаю.
— А разве… так можно? — пробормотала Мелисса растерянно.
Редакторша представлялась ей существом высшей касты, небожительницей,
олимпийской богиней, которая не должна утруждать себя распечатыванием ее рукописи!..
— Ну конечно, можно! — уверила Ольга Вячеславовна, и Мелиссе
показалось, что она с трудом удерживает смех. — Я давно хотела вам сказать, но
все время забываю!
Таким образом на склад они прибыли через несколько часов
мучений — машина глохла, мужичонка ее заводил, портфель съезжал с коленей,
ноги, задранные сверх всяких приличий и представлений о здравом смысле, затекли
и казались чужими. Кроме того, печка в «каблуке» наяривала так, что Мелисса
поминутно утирала мокрый лоб, а на сиденье под ней, должно быть, натекла
небольшая лужа.
Зато со склада ее забрал «Мерседес» генерального директора,
и она почувствовала себя пастушкой, внезапно вознесшейся прямиком в принцессы.
Итак, машина нисколько ее не удивила, и она не запомнила ни
номера, ни марки, только бейсболку, в которой был водитель. Что-то в этой
бейсболке показалось ей знакомым, и все тянуло заглянуть под козырек, в лицо
тому, кто за ней приехал, но он как-то ловко уворачивался, да и времени у нее
особенно не было.
Они еще не выехали с Вознесенского проспекта, когда он…
когда он…
Как только она вспоминала о том, что случилось, ее начинало
тошнить, до сухих спазмов, до слез, которые катились и падали крупными каплями,
пока желудок выворачивался наизнанку.
— Тихо, тихо, — говорила она себе между спазмами и зажимала
рот липкой ладонью, — тихо, тихо…
Но ничего не помогало!..
Как будто снова отвратительная струя ударяла ей в лицо, и
она, еще на какую-то долю секунды успев удивиться, начинала умирать. Сознание
меркло, и в горло как будто заливали жидкую резину, от которой невозможно было
дышать, и она текла в желудок и скоро заполнила его, и ее стало рвать, и…
дальше она ничего не помнила.
Очнулась она уже здесь, в полном мраке, и у нее не было
часов, и она даже не могла определить, сколько времени провалялась в этой
могиле!..
Нельзя отчаиваться. Никогда. Из любого безвыходного
положения всегда найдется, по крайней мере, два выхода.
Так всегда говорил Василий Артемьев, и он, Василий, уж точно
не одобрил бы ее рыданий.
Впрочем, так же точно он не одобрил бы ее беспечности, когда
она села в машину к чужому человеку, не удосужившись ничего проверить!.. И ее
героизма, когда она решила непременно ехать на съемки, несмотря на температуру.
И уж точно ей попадет за то, что она вообще потащилась в Петербург без него. И
еще за то, что не позвонила, и еще за то, что потерялась!..
Думать о том, как Васька будет ее ругать, как станет
буйствовать, как покраснеет, когда начнет орать, было так хорошо, так надежно и
ободряюще, что она начинала изо всех сил прислушиваться и вглядываться в
темноту, почти уверенная в том, что дверь сейчас распахнется — знать бы, где
тут дверь! — и он появится на пороге, очень сердитый и встревоженный.
Дверь не распахивалась — а может, ее и вовсе нет, этой двери,
и Мелиссу замуровали навечно! — и никто не появлялся на пороге.
Убийственная тишина раздирала мозг, обвалы и лавины
грохотали в ушах, и она даже петь пыталась, чтобы не сойти с ума, а потом
решила, что должна «действовать».
Как именно «действовать». Мелисса не знала, но недаром она
писала детективы! В детективах герой или даже героиня рано или поздно
обязательно начинали «действовать» и «действовали» иногда самым идиотским
образом, и авторша ничего не могла с ними поделать! Ну ничего!.. Они не слушались,
и все тут!..
Мелисса Синеокова сползла со своей трясучей металлической
сетки, зажмурилась, постояла так, а потом открыла глаза, все еще надеясь, что
кошмар исчезнет, и она откроет их в гостиничном номере с видом на Исаакий, и
окажется, что у нее просто поднялась температура и все это было горячечным
бредом, только и всего.
Она открыла глаза в той же самой темноте, завыла сквозь
стиснутые зубы и стукнула себя кулаком по бедру.
— Перестань, — прошипела та Мелисса, которая снаружи той,
которая внутри, — перестань сейчас же, истеричка, тряпка! Сама влезла в
неприятности, так давай вылезай, что ты стоишь, как дура!..
И она медленно двинулась вперед, осторожно переставляя ноги
и вытянув вперед напряженные руки.
Помещение показалось ей довольно большим и… абсолютно
пустым. Тот самый стол, или козлы, на которых она нашла бутылку с водой, и
металлическая кровать с трясущейся сеткой, а больше ничего и не было. Стены
были влажными и холодными, на ощупь не слишком понятно, деревянные или нет, но
холодная влажность наводила на мысль о настоящей тюрьме или о каком-то мрачном
подземелье, в которое ее заточили.
И темнота, темнота!.. Не может быть такой темноты… на
поверхности. Обязательно найдется щель, сквозь которую просочится хоть один
маленький слабый лучик, но здесь не было лучика, ни одного!
Может, она в подземном бункере?.. Глубоко под землей, на
многие сотни метров простирается подземный город, где ведутся страшные научные
эксперименты, бесчеловечные настолько, что все их участники давно изгнаны из
общества. Для этих экспериментов постоянно нужна свежая кровь и плоть, и людей
воруют прямо с улиц, воруют и привозят сюда, на перевалочную станцию. Сейчас в
полу зажгутся тысячи ламп, раздвинутся невидимые раньше двери, и безмолвные,
безучастные роботы в серых скафандрах появятся прямо из стен. Холодными
негнущимися руками они подхватят Мелиссу и поволокут ее на бойню, где из нее
выкачают всю живую кровь и вместо крови закачают синюю жидкость, и на спине у
нее вырастет гребень, а на груди чешуя!..
