Что касается эротики: когда не знаешь точно, поцелует тебя герой в следующую секунду или укусит, как выяснилось, делает ситуацию весьма пикантной.
Посреди ночи – я как раз работала над сценой трансформации: щекотливая мешанина из того, что происходит на станциях переливания крови, и собственно секса, – зазвонил телефон. Это была Чарли.
– Мне сейчас приснился кошмар, – пожаловалась она. – Разбудила?
– Нет. – Я налила себе еще красного вина. – Мне самой только что приснился извращенный кошмар. В котором было много крови.
– Мне приснилось, что мы с Ульрихом будем паршивыми родителями, – поделилась Чарли. – И когда я проснулась – поняла, что это правда.
– Да что ты! Вы будете прекрасными родителями!
– Нет. Вчера вечером я опять начала курить. Конечно, выкурила всего полсигареты, но это было сильнее меня.
– Полсигареты – не так уж и плохо.
– Ты ведь знаешь, что всегда происходит с моими комнатными растениями, – произнесла Чарли. – Что, если с ребенком будет так же?
– Не стоит об этом беспокоиться, – уверенно ответила я. – Ты обязательно справишься.
– Я забуду его в супермаркете.
– Мы привяжем ему колокольчик.
– Черт, как мне плохо, по-моему, меня сейчас стошнит. Спасибо, что выслушала.
– Да не за что. – И я вернулась к своей рукописи.
Неделя, остававшаяся до моего рандеву с Джо, пролетела незаметно. Каждый день я усердно повышала переносимость спиртного и пункт за пунктом работала над списком того, что мне необходимо было сделать. Помимо всего, я дописала «Путь Ли в мире тьмы», потому что мы, Девы, не любим бросать дело на полдороге. Если уж мы что-то начали, то обязательно доводим до конца.
Это относится и к освобождению квартиры от хлама.
Я мешками выносила из дому мусор. Раз возникнув, моя страсть к избавлению от балласта вскоре брала надо мной верх окончательно. Предметы домашнего обихода, одежда, обувь, нижнее белье, бижутерия, картины, бумаги, постельное белье, косметика – все, что мне не нравилось на сто процентов, покинуло квартиру. Остаться должны были только вещи, которые позволяли моей натуре раскрыться и светить в полную силу. Их было очень мало.
От моего гардероба, к примеру, не осталось почти ничего.
Если бы я не пребывала в депрессии с невротическим компонентом, подобная чистка доставила бы мне огромное удовольствие. Квартира после нее стала казаться больше, шкафы теперь были полупустыми, и все аккуратно лежало на своих местах.
По средам я всегда убиралась у тети Эвелин. И хотя на этот раз она заставила меня расчесывать бахрому персидского ковра и чистить духовку, время пролетело очень быстро. Если бы я только раньше знала, как приятно убираться после водки с тоником
– На следующей неделе будем мыть шкафы изнутри, – заявила тетя Эвелин. Она всегда говорила «мы», описывая мои задания, в действительности ни разу и пальцем не пошевелила, только смотрела на меня и молола языком.
– Я уже заранее радуюсь, – ответила я с готовностью. На следующей неделе меня здесь уже не будет.
Когда я вернулась к себе, позвонила Лакрица и спросила, как у меня продвигается дело с заявкой. Я сказала, что в пятницу пошлю по почте готовую рукопись. Ее это очень обрадовало.
– Быстро и надежно, как всегда! А я уж подумала, вы меня бросите. Без вас я оказалась бы совсем в отчаянном положении. Рукописи, которые я успела просмотреть, просто ужасны. Людям никак не удается описывать кровососов на человеческом уровне.
Лакрица не входила в список тех, кто получит от меня прощальное письмо. Ведь не могла же я, в самом деле, написать всем. Поэтому (а еще потому, что в целях тренировки уже были выпиты два стакана водки с апельсиновым соком) я ухватилась за эту возможность и сказала:
– Вы мне очень, очень симпатичны, Лакрица. И я от всей души желаю вам всего самого лучшего.
Лакрица индиффирентно восприняла мой взрыв эмоций:
– Ну, вы мне тоже очень симпатичны, Герри. Я рада работать с вами.
Ах, как мило! От умиления у меня на глаза навернулись слезы.
– До встречи в лучшем мире, – торжественно провозгласила я.
– Да, – согласилась Лакрица, – мы будем над этим работать.
Потом позвонила мама. И я уверена: знай она, что разговаривает со мной в последний раз, она. О, сказала бы что-нибудь другое. – Я просто хотела быстренько спросить, что –– ты наденешь на серебряную свадьбу Алексы, ребенок, – сказала она.
– Ну, наверное, пи...
– Пожалуйста, только не свой древний бархатный пиджак. Для этого случая можешь купить какую-нибудь обновку. Недавно Ханна, ну, ты же знаешь, Ханна, которая с Клаусом Колером, пришла на шестидесятилетие Анны-Мари в очень стильном брючном костюме. А под пиджаком у нее был миленький жилетик. Тебе тоже пойдет что-то в этом роде. Я могу спросить у Анны-Мари, может, она узнает у Ханны, где та его купила. Тогда мы могли бы сходить с тобой вместе за чем-то подобным.
– Я... э-э... я уже купила себе очень красивое красное платье, – сказала я. – И подходящие к нему туфли.
Несколько секунд мама молчала, она явно была поражена. Затем спросила:
– Красное? Но почему? Красный–такой заметный цвет! Его могут носить очень немногие.
Я думала о чем-то бежевом. У Ханны брючный костюм был бежевый.
– Платье очень милое, мама. Оно потрясающе мне идет. Даже продавщица отметила.
– Ой, да они что угодно скажут, лишь бы продать товар. Ты разве не знаешь, что они получают процент с каждой покупки? А может, ты одолжишь что-нибудь симпатичное у сестер, а?
– Ты имеешь в виду Тинину спецодежду от Лоры Эшли?' Или черный костюм Лулу? Нет, мама, платье отличное, вот увидишь. Оно стоит четыреста тридцать евро.
– Четыре евро тридцать? Да, это на тебя похоже. Ты всегда экономишь на чем не нужно. Я уже представляю себе этот дешевенький сарафанчик...
– Мама, четыреста тридцать! Это со скидкой, без скидки оно стоило восемьсот.
– Я тебе не верю, – заявила мама. – Это ты просто так сейчас говоришь.
Я вздохнула.
– Ну, я же хочу как лучше, Рилуте, – продолжила уговоры мама. – Ты ведь сама лучше будешь себя чувствовать, если красиво оденешься. А то получится как всегда. «Неудивительно, что твоя младшая до сих пор без мужчины, раз она позволяет себе выходить в свет в таком виде».
Я снова вздохнула.
– Ты знаешь, что среди нашей родни уже ходит слух, что ты не совсем... ну, нормальная? – спросила вдруг мама.
– Что-что?
– Ну, не как все. А, знаешь, другая.
– Какая такая другая?
– Ох, ну не притворяйся же глупее, чем ты есть! – сказала мама. – Другая. Другого рода. Другого направления. С другого берега.
