– На Отечественной? 1812 года? – прежде чем Ирка успела ее предостерегающе пнуть, влезла в разговор Татьяна. Графиня с ужасом посмотрела туда, откуда они бежали, и дрогнувшим голосом переспросила: – Ужели это наполеоновские солдаты столь страшно воют?
– Смеёшьсён? – гневно дернул длинным ухом Ковальский. – Выпаски полисуновы воют, прихвостни фашистские! – в подтверждение он дернул самого себя за торчащий из-под гимнастерки короткий пушистый хвост.
– Кто такие фашисты? – осторожно поглядывая на зайцев, шепотом спросила Татьяна.
– Это такие проблемные немцы, – буркнула в ответ Ирка.
По озадаченному выражению лица было ясно, что графиня ничего не поняла, но от дальнейших расспросов решила пока благоразумно воздержаться.
Далеко-далеко, на пределе слуха, снова затрубил рог, и снова ответом ему был вой – растерянный, вопросительный, вой потерявшей добычу стаи.
– За нами волки гонятся? – сообразила Ирка и тут же осеклась. С вопросами тут надо быть поосторожнее, вон как Бразаускас на нее глазом косит – даже больше, чем обычно зайцу положено!
– Полисун их поднял, гнида нацистская, нас сцигать! – мрачно ответил Ковальский, плюя на зажатую в когтях самокрутку и аккуратно заталкивая окурок обратно в портсигар.
– А кто такой полисун? – решилась не отставать Ирка – надо хоть немного разобраться в обстановке пятого тура, иначе пропадут они тут, в лесах.
– Полисун есть влият-тельный лесной жит-тель, – с прибалтийским акцентом сказал Бразаускас, тоже пряча окурок. – Очень сильно есть влиятельный, очень давно-о…
– Этот, как его… – неуверенно пробормотала Ирка, вспоминая немногие виденные ею военные фильмы. Бабка кино про войну не любила, предпочитая всему на свете мексиканские сериалы, однако на Девятое мая все же смотрела, будто ритуал выполняла. – Полицай, да?
– Хуже, – буркнул Ковальский. – Пастеж вилкув – волков пасет. Где война, там и он своих волков выпасает. Дзись ему дуже велке паствисько.
– А если без полисуна с волками договориться? – быстро сказала Ирка, предлагая, с ее точки зрения, вполне очевидный план спасения. – У меня там… дома… – она неопределенно махнула рукой – знать бы и вправду, где он, этот дом? – среди знакомых есть вполне нормальные волки… ну не совсем, правда, волки… – немедленно исправилась она, увидев, что не только Бразаускас, но и сам Ковальский уже на нее нехорошо косится, – а такие, скорее помесь с… – хотела сказать «с людьми», но тоже не решилась, кто его знает как зайцы к оборотням относятся? – В общем, я могу попробовать со здешними волками тоже пообщаться…
Ковальский поднялся одним сильным толчком лап:
– Зайцы матёрые со шкурами продажными не умавяютсён! Не договариваются, если по-вашему! – надменно процедил он сквозь широкие верхние резцы. – У нас с такими разговор короткий – за хвост и к стенке! – он выразительно передернул затвор автомата. – Все, привал скинчен! Цо разлеглись? Повстать! Повстать, сказалем! – резко проорал он и, не дожидаясь ответа, опять ломанул в лес.
С мучительным стоном Богдан отодрал себя от земли, стряхнул облепившую лицо хвою и, пошатываясь, потащился следом за несущимся скачками зайцем. Постепенно его шаги становились все тверже, он уже бежал, то нетерпеливо оглядываясь на торопящихся следом девчонок, то ловя настороженный взгляд скачущего замыкающим Бразаускаса.
Звук рога слышался все ближе.
Отряд отступал на запад.
Глава 12
Зубами, когтями и автоматом
Застывший в неподвижности Ковальский предостерегающе поднял лапу. Все остановились, сгрудившись у него за спиной. Ирка, неслышно ступая, подошла и сквозь просветы ветвей глянула на открывающуюся перед ними полянку.
– Не туда смотришь, – одними губами шепнул ей Ковальский. – Правей.
Ирка послушно перевела взгляд правее и чуть не вскрикнула от неожиданности. На другой стороне полянки, припадая к земле и почти сливаясь с пятнами старой хвои, крался крупный рыжий волк.
– С фланга обошли, – зло прошептал Ковальский. – А нам на дру́гу стро́ну как раз и надо… Бразаускас! – Второй заяц возник за спиной. – Сними его! Але цихо! – И Ковальский выразительно провел когтем поперек своего мохнатого горла.
Без единого звука Бразаускас исчез в подлеске. Через мгновение картина на другой стороне поляны изменилась. Рыжий волк все так же крался, настороженно припадая на брюхо, поводя чутким носом, уверенный, что это он тут преследователь. Но позади него, обдуваемая встречным ветром, а потому неощутимая даже для волчьего нюха, неслышно выросла ушастая тень в гимнастерке. Дуло автомата ткнулось волку точно под азартно задранный хвост:
– Хенде… э… Пфоте хох!
[26]
Все четыре! – тихо скомандовал Бразаускас.
Волк неподвижно замер.
– Чудит Бразаускас! – недовольно сморщил розовый нос Ковальский. – Знайшов час «языка» брать, когда погоня у нас на хвосте!
Погоня выскочила и вцепилась Бразаускасу в хвост.
Серой тенью выметнувшись из низкого подлеска, еще один волк взвился у Бразаускаса за спиной. Щелкнул клыками, целясь в подрагивающий куцый заячий хвост. Бразаускас стремительно крутанулся, вламывая автоматом серому по зубам. Визжащий волк покатился по поляне, но на спину зайцу уже вскочил его рыжий собрат, впился зубами в торчащее ухо.
Истинным медведем матёрый Ковальский ломанул на поляну. Короткой очередью от мохнатого бедра снял повисшего на Бразаускасе врага.
Торжествующее гудение рога заполонило поляну, и окрестные кусты будто взорвались. Волки, волки, волки, хрипя клокочущей яростью, вылетали на поляну.
– Бразаускас!
Матёрые зайцы взвились в прыжке, с высоты поливая свинцом накатывающую на поляну стаю.
Богдан выхватил свой длинный цыганский нож и пригнулся навстречу волку, мчащемуся на него со скоростью хорошо разогнавшегося курьерского поезда. Волк прыгнул. Лезвие по рукоять вошло в звериное горло. Волк обвис, не давая мальчишке выдернуть нож. Сбоку на оставшегося безоружным цыганенка бросился второй зверь. Повалил наземь. Богдан с трудом удерживал нависшую над ним смрадную морду с горящими злобой глазищами и истекающими слюной клыками. Оружие, хоть какое-нибудь! В безнадежном отчаянии он выхватил из-за пояса бесполезную игрушку – столовый ножик с графского стола, неспособный даже оцарапать плотную шкуру зверя. Ткнул им волка… Тонкое серебряное лезвие легко, как в масло, вошло хищнику в грудь. Горячая кровь из раны залила Богдану лицо. Волк взвыл, и Богдан почувствовал, что свободен. Выдернув из туши первого волка свой нож, Богдан с клинком в каждой руке врубился в дико завывающую стаю.
Волк прыгнул на Ирку. Мелькнуло всклокоченное мохнатое брюхо… Девчонка на лету перехватила противника за задние лапы и шарахнула им следующего волка по башке, по самое брюхо вколотив того в размокшую от дождей землю. Раскрутила живой визжащий снаряд над головой и с силой запустила навстречу набегающим волкам.
