Друзья. Пожалуй, это точно определяет отношения, сложившиеся между ними в последнее время. Они всегда относились друг к другу по-приятельски, но после возвращения Конина с Кипра стали настоящими друзьями.
Разве это не чудо?
Даже если он никогда не полюбит ее – в чем Пенелопа практически не сомневалась, – это значительно лучше того, что было раньше.
– Чему я обязана удовольствием видеть тебя? – поинтересовалась она, усаживаясь на софу, обитую слегка поблекшим желтым дамастом.
Колин расположился напротив на довольно неудобном стуле с прямой спинкой. Он подался вперед, положив ладони на колени. Это была не самая подходящая поза для джентльмена, явившегося с визитом, и Пенелопа сразу поняла, что что-то не так. Он выглядел напряженным, даже расстроенным.
– Боюсь, дело серьезное, – сообщил Колин с мрачным видом.
Пенелопа едва удержалась, чтобы не вскочить на ноги.
– Что-нибудь случилось? Кто-нибудь заболел?
– Нет-нет, ничего такого. – Он испустил протяжный вздох и прошелся пятерней по своей уже порядком взлохмаченной шевелюре. – Это касается Элоизы.
– Что с ней?
– Не знаю, как сказать. Я… У тебя не найдется чего-нибудь перекусить?
Пенелопа была на грани того, чтобы свернуть ему шею.
– Ради Бога, Колин!
– Извини, – пробормотал он. – Я не ел весь день.
– Я уже велела Брайерли принести закуски, – нетерпеливо отозвалась она. – А теперь, может, расскажешь, что случилось, или будешь и дальше испытывать мое терпение?
– Думаю, она и есть леди Уистлдаун, – выпалил Колин.
Пенелопа ошарашенно уставилась на него. Она ожидала услышать что угодно, только не это.
– Пенелопа, ты слышишь меня?
– Элоиза? – переспросила она, хотя прекрасно слышала, что он сказал.
Он кивнул.
– Это невозможно.
Колин поднялся и принялся расхаживать по комнате, слишком возбужденный, чтобы усидеть на месте.
– Почему?
– Потому что… потому что… – Действительно, почему? – Потому что она не могла бы заниматься этим десять лет без моего ведома.
Тревога на лице Колина сменилась выражением превосходства.
– Едва ли ты в курсе всего, что делает Элоиза.
– Конечно, нет, – раздраженно бросила Пенелопа. – Но могу сказать тебе совершенно точно, что ей не удалось бы хранить от меня такой секрет в течение десяти лет. Она просто не способна на это.
– Пенелопа, да она самая любопытная и пронырливая особа из всех, кого я знаю.
– Пожалуй, – согласилась Пенелопа. – Не считая моей матери, конечно. Но этого недостаточно, чтобы обвинять ее во всех смертных грехах.
Колин перестал метаться по комнате и остановился перед ней, уперев руки в бока.
– И она всегда все записывает.
– С чего ты взял?
Он протянул руку и потер кончики пальцев друг о друга.
– У нее вечно пальцы в чернилах.
– Как и у всех других, кто пользуется пером. – Пенелопа сделала широкий жест рукой. – Ты, например, ведешь дневник, и пальцы у тебя наверняка бывают в чернилах.
– Да, но я не прячусь, когда пишу свои записки.
Пульс Пенелопы участился.
– Что ты имеешь в виду? – спросила она, слегка задохнувшись.
– То, что она запирается в своей комнате на несколько часов подряд, а когда выходит оттуда, ее пальцы заляпаны чернилами.
Пенелопа молчала долгую минуту. Доказательства Колина были достаточно убедительны, особенно в сочетании с общеизвестной страстью его сестры совать нос в чужие дела.
Но чтобы Элоиза играла роль леди Уистлдаун? Чепуха! Пенелопа готова была поклясться в этом собственной жизнью.
Она скрестила руки на груди и заявила тоном, более уместным в устах чрезвычайно упрямого шестилетнего ребенка:
– Это не она. И все!
Колин снова сел, на этот раз в кресло.
– Хотелось бы мне разделять твою уверенность.
– Колин, можешь мне поверить…
– Где же еда? – проворчал он.
Столь явное пренебрежение хорошими манерами позабавило Пенелопу.
– Уверена, Брайерли уже на подходе.
Колин вытянул ноги и откинулся на спинку кресла.
– Я ужасно проголодался.
Уголки губ Пенелопы дрогнули в улыбке.
– Я так и поняла.
Колин устало вздохнул.
– Если Элоиза – леди Уистлдаун, это катастрофа. Ужасная и непоправимая.
– Едва ли, – осторожно заметила Пенелопа. – Не то чтобы я думала, будто она леди Уистлдаун, потому что это полная чепуха! Но даже если допустить, что это так, что в этом ужасного? Мне лично леди Уистлдаун даже нравится.
– Ты и представить себе не можешь, Пенелопа, – резко произнес Колин, – насколько это ужасно. Ее репутация будет погублена.
– С какой стати…
– Да с такой! Ты хоть представляешь себе, сколько народу эта особа оскорбила за долгие годы?
– Я никогда не думала, что ты настолько ненавидишь леди Уистлдаун, – сказала Пенелопа.
– Нет у меня к ней никакой ненависти, – нетерпеливо отозвался Колин. – И вообще, какая разница, как я к ней отношусь? Достаточно того, что ее ненавидят все остальные.
– Ты преувеличиваешь. Ее газета пользуется большим успехом.
– Еще бы ей не пользоваться! Все покупают эту дьявольскую газету.
– Колин!
– Извини, – буркнул он тоном, заставившим усомниться в его искренности.
Пенелопа с достоинством кивнула, принимая извинение.
– Кем бы ни была эта леди Уистлдаун, – сказал Колин, погрозив в воздухе пальцем с таким ожесточением, что Пенелопа отпрянула назад, – когда ее разоблачат, она не сможет показать и носа в Лондоне.
Пенелопа деликатно кашлянула.
– Я не подозревала, что тебя так волнует мнение общества.
– Волнует, – заявил он, – хоть и не слишком. А те, кто утверждает, что им наплевать, либо лжецы, либо лицемеры.
Пенелопа и сама так думала, но ее удивило признание Колина. Обычно мужчины предпочитали делать вид, что они не подвластны правилам и условностям, принятым в свете.
Колин подался вперед, вперив в нее горящий взгляд.
– Речь не обо мне, Пенелопа, речь об Элоизе. Если общество отвергнет ее, она не переживет этого. – Он откинулся назад, но все его тело прямо-таки излучало напряжение. – Не говоря уже о нашей матери.
