Пенелопа, стоявшая рядом с Гиацинтой, поинтересовалась:
– Ты когда-нибудь падала в обморок?
Тем временем злополучная дама, к носу которой снова поднесли нюхательные соли, очнулась, изящно трепеща ресницами.
– Конечно, нет! – гордо отозвалась Гиацинта. – Обмороки – это для сентиментальных дурочек, – добавила она. – И уверяю вас, если бы леди Уистлдаун продолжила свою деятельность, она написала бы то же самое в своей газете.
– Увы, теперь мы этого никогда не проверим, – вздохнула Фелисити.
Леди Бриджертон согласно кивнула.
– Это конец целой эпохи, – сказала она. – Я чувствую себя осиротевшей.
– Ну, пока еще ничего не случилось, – сочла нужным сказать Пенелопа. – В конце концов, мы получили сегодняшнюю газету. Так что нет оснований чувствовать себя осиротевшими.
– Дело в принципе, – возразила леди Бриджертон со вздохом. – Будь это обычный понедельник, я бы знала, что получу очередной номер в среду. А теперь…
Фелисити шмыгнула носом.
– А теперь нам нечего ждать.
Пенелопа недоверчиво взглянула на сестру.
– По-моему, ты несколько драматизируешь ситуацию.
Фелисити возмущенно выпрямилась.
– Я? Драматизирую? – вопросила она тоном, достойным сцены.
Гиацинта сочувственно похлопала подругу по спине.
– Конечно, нет, Фелисити. Я чувствую то же самое.
– Господи, это всего лишь колонка светских сплетен. – Пенелопа обвела взглядом лица своих спутниц, надеясь увидеть на них разумное выражение. Должны же они понимать, что решение леди Уистлдаун завершить свою карьеру – еще не конец света.
– Ты, разумеется, права, – сказала леди Бриджертон, выставив вперед подбородок и поджав губы, что, видимо, должно было демонстрировать здравый смысл. – Спасибо, что напомнила нам об истинной ценности вещей. – Но затем она несколько поникла и добавила: – Хотя, должна признаться, я привыкла к леди Уистлдаун. Кем бы она ни была.
Пенелопа решила, что пора сменить тему.
– А где Элоиза?
– У нее болит голова, – сообщила леди Бриджертон с тревожными морщинками на гладком лбу. – Собственно, она неважно себя чувствует всю последнюю неделю. Я начинаю беспокоиться о ней.
При этих словах Пенелопа, бездумно взиравшая на светильник на дальней стене, переключила все внимание на леди Бриджертон.
– Надеюсь, ничего серьезного?
– Пустяки, – ответила Гиацинта, прежде чем ее мать успела открыть рот. – Элоиза никогда не болеет.
– Именно поэтому я и беспокоюсь, – заметила леди Бриджертон. – И она плохо ест.
– А вот это неправда, – заявила Гиацинта. – Только сегодня днем Уикем отнес ей очень тяжелый поднос. Тосты, яйца и, думаю, я уловила запах свиной отбивной. – Она взглянула с видом превосходства. – А когда Элоиза выставила поднос в коридор, он был совершенно пуст.
Гиацинта Бриджертон, отметила про себя Пенелопа, на редкость наблюдательная девушка.
– Просто она дуется, – продолжила Гиацинта, – после ссоры с Колином.
– Элоиза поссорилась с Колином? – переспросила Пенелопа с недоверием в голосе. – Когда?
– На прошлой неделе, – ответила Гиацинта.
«Когда именно?» – чуть не выкрикнула Пенелопа, но сдержалась. Вряд ли ее поймут, если она начнет настаивать на точной дате. И все же… неужели это случилось в пятницу?
Она никогда не забудет, что удостоилась своего первого – и скорее всего последнего – поцелуя именно в пятницу.
Странно, но Пенелопа всегда запоминала дни недели.
Они встретились с Колином в понедельник.
А поцеловались в пятницу.
Через двенадцать лет.
Пенелопа вздохнула. Право, это кажется таким трогательным.
– Что-нибудь случилось, Пенелопа? – участливо спросила леди Бриджертон, склонив голову набок.
Пенелопа заглянула в ее добрые голубые глаза, и ей вдруг захотелось плакать.
Определенно она стала слишком эмоциональной в последнее время. Готова расплакаться из-за участливого взгляда!
– Нет, – отозвалась она, надеясь, что ее улыбка выглядит искренне. – Просто я беспокоюсь за Элоизу.
Гиацинта пренебрежительно фыркнула.
Пенелопа решила, что с нее достаточно. Все эти Бриджертоны – во всяком случае, двое из них – заставляют ее думать о Колине.
Впрочем, за минувшие три дня не было минуты, чтобы она не думала о нем. Однако наедине с собой она по крайней мере, может вздыхать, стонать и сетовать, сколько ее душе угодно.
Невеселые мысли Пенелопы прервал голос леди Данбери, окликавшей ее по имени.
Куда катится этот мир, если она считает везением то, что она удостоилась внимания самой язвительной особы в Лондоне!
Но благодаря леди Данбери она сможет хоть ненадолго ускользнуть от своих спутниц. К тому же Пенелопа с некоторых пор обнаружила, что испытывает симпатию к старой графине.
– Мисс Федерингтон! Мисс Федерингтон!
Фелисити поспешно спряталась за сестру.
– По-моему, это тебя, – в панике шепнула она.
– Конечно, меня, – отозвалась Пенелопа с некоторым превосходством. – Я считаю леди Данбери своим добрым другом.
Фелисити вытаращила глаза.
– Правда?
– Мисс Федерингтон! – Леди Данбери, добравшись до Пенелопы, стукнула тростью в дюйме от ее ноги. – Успокойтесь, милочка, я имела в виду не вас, – заявила она Фелисити, хотя та никак не отреагировала на ее появление, не считая вежливой улыбки. – А вас, Пенелопа! – Она повернулась к ней.
– Э-э… добрый вечер, леди Данбери! – отозвалась та, не зная, что сказать.
– Я весь вечер вас ищу, – сообщила графиня.
– Неужели? – удивилась Пенелопа.
– Да. Я хотела обсудить с вами последнюю заметку леди Уистлдаун.
– Со мной?
– Да, – буркнула леди Данбери. – Я была бы счастлива обсудить это с кем-нибудь еще, но вряд ли здесь найдется еще хоть один человек с мозгами в голове.
Подавив смешок, Пенелопа указала на своих спутниц.
– Уверяю вас, леди Бриджертон…
Леди Бриджертон яростно затрясла головой.
– Она слишком занята, пытаясь устроить судьбу своих многочисленных отпрысков, – заявила леди Данбери. – Вряд ли это способствует умению вести приличную беседу.
Пенелопа бросила отчаянный взгляд на леди Бриджертон, опасаясь, что та расстроена подобной характеристикой – в конце концов, она действительно приложила немало усилий, пристраивая своих детей. Но леди Бриджертон не только не выглядела расстроенной, она с трудом сдерживала смех.
