Как будто визит Крессиды Тумбли мог доставить ей удовольствие!
Спустя секунду появилась Крессида, проследовавшая в комнату, после того как Данвуди объявил ее имя. Как всегда, она выглядела безукоризненно. Золотистые волосы были идеально уложены, гладкая кожа матово светилась, голубые глаза сверкали, одежда соответствовала последней моде, а сумочка гармонировала с остальным нарядом.
– Крессида, – сказала Пенелопа, – какая неожиданность. – Это было самое вежливое слово, которое она могла придумать, учитывая все обстоятельства.
Губы Крессиды изогнулись в загадочной, почти кошачьей улыбке.
– Полагаю, что так, – отозвалась она.
– Ты не присядешь? – предложила Пенелопа, не видя другого выхода. Когда всю жизнь стараешься быть вежливой, это становится второй натурой. Она указала на стоявшее поблизости кресло, самое неудобное в комнате.
Крессида опустилась на краешек кресла, и, если она нашла его неудобным, это никак не отразилось на ее лице. Поза ее была изящной, улыбка любезной, она выглядела спокойной и невозмутимой.
– Ты, наверное, гадаешь, зачем я пришла, – заметила Крессида.
Пенелопа кивнула, не видя причин отрицать очевидное.
– Как тебе замужняя жизнь? – вдруг спросила Крессида.
– Прошу прощения?
– Какая, однако, поразительная перемена, – сказала Крессида.
– Да, – осторожно отозвалась Пенелопа, – но приятная.
– Хм, пожалуй. У тебя, должно быть, появилась масса свободного времени. Наверное, не знаешь, чем занять себя.
Пенелопа ощутила мурашки, побежавшие по коже.
– Не понимаю, о чем ты, – сказала она.
– Не понимаешь?
Пауза затянулась, Крессида, очевидно, ждала ответа, и Пенелопа натянуто уронила:
– Нет.
Крессида помолчала, но игравшая у нее на губах улыбка: кошки, съевшей горшочек сливок, была достаточно красноречивой. Она окинула глазами комнату, задержав взгляд на письменном столе, за которым недавно сидела Пенелопа.
– Что это за бумаги? – поинтересовалась она.
Глаза Пенелопы метнулись к стопке листков под дневником Колина. Странно, что они привлекли внимание Крессиды. Пенелопа уже сидела на диване, когда та вошла в комнату.
– Не понимаю, какое тебе дело до моих личных бумаг, – сказала она.
– О, не стоит заводиться. – Крессида издала смешок, показавшийся Пенелопе пугающим. – Я просто пыталась поддержать разговор. Думала, тебя заинтересует эта тема.
– Понятно, – сказала Пенелопа, пытаясь заполнить очередную паузу.
– Я очень наблюдательна, – сообщила Крессида.
Пенелопа подняла брови.
– Вообще-то моя исключительная наблюдательность хорошо известна в высших кругах общества.
– Должно быть, я не вхожа в эти впечатляющие круги, – промолвила Пенелопа.
Крессида пропустила ее реплику мимо ушей, слишком увлеченная собственной тирадой.
– Вот почему, – произнесла она задумчивым тоном, – я решила, что смогу убедить свет, что я и есть леди Уистлдаун.
Сердце Пенелопы учащенно забилось.
– Значит, ты признаешь, что ты самозванка? – осторожно спросила она.
– О, думаю, тебе это отлично известно.
Горло Пенелопы сжалось, но каким-то образом – она сама не знала как – ей удалось сохранить самообладание.
– Не понимаю тебя, – сказала она.
Крессида улыбнулась, но на ее губах это в общем-то счастливое выражение лица превратилось в нечто коварное и безжалостное.
– Когда я задумала этот маленький обман, я подумала: а чем я рискую? Либо мне удастся убедить всех, что я леди Уистлдаун, либо, если мне не поверят, я всегда смогу заявить, что сделала это с единственной целью – выманить из норы настоящую виновницу. И буду выглядеть чрезвычайно умной и ловкой.
Пенелопа молча смотрела на нее.
– Но события, развивались не совсем так, как я задумала. Леди Уистлдаун оказалась куда более изобретательной и злонамеренной, чем я предполагала. – Глаза Крессиды сузились, и ее лицо, обычно весьма привлекательное, приобрело зловещее выражение. – Ее последняя заметка сделала из меня посмешище.
Пенелопа не произнесла ни слова, едва осмеливаясь дышать.
– А потом… – Голос Крессиды понизился. – А потом ты – ты! – имела наглость оскорбить меня в присутствии всего света.
Пенелопа испустила едва заметный вздох облегчения. Может, Крессиде неизвестна ее тайна. Может, этот визит вызван публичным оскорблением, которое нанесла ей Пенелопа, обвинив во лжи. Господи, что же она сказала? Наверняка что-то злое, хотя и вполне заслуженное.
– Я могла бы вынести оскорбление от кого-нибудь другого, – продолжила Крессида. – Но от такого ничтожества, как ты? Нет, это не может остаться без ответа.
– Тебе следовало бы дважды подумать, прежде чем оскорблять меня в собственном доме, – тихо произнесла Пенелопа. И добавила, хотя ей претило прятаться за именем мужа: – Я теперь Бриджертон. И могу рассчитывать на их защиту.
Предостережение Пенелопы, однако, не пробило брешь в самодовольной маске на красивом лице Крессиды.
– Думаю, тебе лучше выслушать меня, прежде чем делать угрозы.
Пенелопа ничего не имела против. Лучше знать, что у Крессиды на уме, чем прятать голову в песок и делать вид, что ничего не случилось.
– Что ж, выкладывай, – коротко сказала она.
– Ты совершила роковую ошибку. – Крессида ткнула указательным пальцем в Пенелопу и погрозила. – Ты ведь не подумала, что я никогда не забываю оскорблений, не так ли?
– Что ты пытаешься сказать, Крессида? – Пенелопа хотела произнести эти слова твердо и весомо, но вместо этого перешла на шепот.
Крессида встала и медленно прошлась по комнате, покачивая бедрами.
– Дай-ка подумать, что именно ты сказала, – задумчиво произнесла она, постукивая пальцем по щеке. – Нет-нет, не напоминай мне. Я уверена, что вспомню. Ах да. – Она повернулась к Пенелопе. – Кажется, ты сказала, что тебе всегда нравилась леди Уистлдаун. А потом – надо отдать тебе должное, это была незабываемая фраза – ты сказала, что твое сердце разобьется, если она окажется кем-то вроде леди Тумбли. – Крессида улыбнулась. – То есть меня.
Во рту Пенелопы пересохло. Пальцы ее дрожали, кожа покрылась мурашками.
Потому что, хоть она и не помнила, что именно сказала Крессиде, она прекрасно помнила, что написала в своей последней заметке, в той, что раздавали на балу в честь ее помолвки. В той самой, которую Крессида сейчас небрежно бросила на столик, стоявший перед ней.
