Она откликнулась тихим стоном.
— Пожалуй, нам лучше вернуться, — грубовато сказал Томас, отступив на шаг. Но тут он сообразил, что не застегнул последнюю пуговицу на ее платье, выругался себе под нос. Было бы опрометчиво снова касаться ее, но он не мог допустить, чтобы она вернулась в дом в таком виде. Поэтому ему ничего не оставалось, как только довести дело до конца со всей решимостью, на которую был способен.
— Готово, — буркнул он.
Амелия повернулась, глядя на него с таким настороженным видом, что он почувствовал себя соблазнителем невинных девушек.
Удивительно, но его это нисколько не огорчило. Он предложил ей руку.
— Проводить вас назад?
Она кивнула, и Томас внезапно ощутил очень странную и настойчивую потребность… знать, о чем она думает.
Забавно. Его никогда не интересовало, что думают другие.
Но он не стал спрашивать. Он никогда этого не делал, и потом, какая в этом надобность? Рано или поздно они поженятся, и не важно, что они думают, не так ли?
Амелия никогда не предполагала, что румянец смущения может оставаться на щеках в течение целого часа, но, очевидно, ее щеки все еще горели, поскольку, когда вдовствующая герцогиня встретила ее в холле приблизительно через час после того, как она присоединилась к Элизабет и Грейс в гостиной, ей хватило одного взгляда на лицо Амелии, чтобы ее собственное лицо буквально, побагровело от ярости.
И теперь она стояла, вынужденная молчать, пока герцогиня изливала на нее свое негодование, повысив голос до впечатляющего крещендо:
— Черт бы побрал эти чертовы веснушки!
Амелия вздрогнула. Леди Августа и раньше бранила ее за веснушки, хотя их число никогда и не превышало десятка, но впервые ее гнев перешел в богохульство.
— У меня не появилось ни одной новой веснушки, — возразила Амелия, удивляясь, как Уиндему удалось избежать этой сцены. Он исчез, как только проводил ее, с пламенеющими щеками, в гостиную, оставив на растерзание своей бабки, которая любила солнце не больше, чем летучая мышь.
Впрочем, в этом была своеобразная справедливость, поскольку Амелия испытывала к вдовствующей герцогине не больше симпатии, чем к летучей мыши.
Леди Августа отпрянула, пораженная ее репликой.
— Что ты сказала?
Амелия не испугалась и не удивилась ее реакции. Никогда раньше она не возражала герцогине. Но похоже, в последние дни Амелия перевернула новую страницу в своей жизни, предполагавшую если не нахальство, то не которую дерзость и упрямство. Поэтому она твердо повторила:
— У меня не появилось новых веснушек. Я пересчитала их перед зеркалом.
Это была ложь, но она доставила Амелии истинное удовольствие.
Рот леди Августы сжался в узкую линию, как у рыбы. В течение десяти секунд она сверлила Амелию свирепым взглядом, что было на девять секунд дольше, чем требовалось ранее, чтобы заставить Амелию очень сильно смутиться, и затем рявкнула:
— Мисс Эверсли!
Грейс буквально выскочила из гостиной, благо дверь, ведущая в холл, была распахнута.
Но вдовствующая герцогиня, казалось, не заметила ее появления, продолжив свою громогласную тираду:
— Неужели никому нет дела до нашего имени? До нашего рода? Бог свидетель, я единственная в этом проклятом мире, кто понимает всю важность… все значение…
Амелия в ужасе смотрела на нее. На мгновение ей даже показалось, что леди Августа сейчас заплачет. Это было невозможно. Амелия была уверена, что вдовствующая герцогиня биологически не способна на слезы.
Грейс шагнула вперед и обняла вдовствующую герцогиню за плечи, поразив всех.
— Мэм, — успокаивающе произнесла она, — у вас был трудный день.
— Ничего подобного, — огрызнулась герцогиня. — Он был каким угодно, но только не трудным.
— Мэм, — снова сказала Грейс, и Амелия опять восхитилась ее ласковым спокойным тоном.
— Оставь меня в покое! — рявкнула герцогиня. — Мне надо думать о династии. А ты никто и ничто!
Грейс отпрянула. Амелия видела, как она судорожно сглотнула, но не могла сказать, что это — близость слез или признак ярости.
— Грейс? — осторожно сказала она, даже не зная, о чем спрашивает, но чувствуя, что она должна что-то сказать.
В ответ Грейс лишь покачала головой, что, видимо, означало «не спрашивай», оставив Амелию гадать, что же могло случиться прошлым вечером. Потому что никто не вел себя нормально: ни Грейс, ни вдовствующая герцогиня, ни определенно Уиндем.
Не считая его исчезновения со сцены. Это по крайней мере было вполне предсказуемо.
— Надо проводить леди Амелию и ее сестру в Берджес-Парк, — объявила леди Августа. — Мисс Эверсли, распорядитесь, чтобы подали карету. Мы поедем с нашими гостями, а потом вернемся в собственном экипаже.
Губы Грейс удивленно приоткрылись: но она привыкла к вдовствующей герцогине, к ее вспышкам ярости и причудам. Грейс кивнула и поспешила выполнить поручение.
— Элизабет! — в отчаянии воскликнула Амелия, заметив сестру, показавшуюся из гостиной. Предательница уже развернулась и попыталась вернуться назад, оставив ее наедине с леди Августой. Амелия поймала ее за локоть, процедив сквозь зубы: — Дорогая сестричка.
— Я не допила чай, — жалобно сказала та, махнув в сторону гостиной.
— Он остыл, — отрезала Амелия.
Элизабет попыталась улыбнуться вдовствующей герцогине, но выражение ее лица скорее походило на гримасу.
— Сара, — обратилась к ней вдовствующая герцогиня.
Элизабет не стала поправлять ее.
— Или Джейн? — уточнила леди Августа, свирепо поблескивая глазами. — Которая из них?
— Элизабет, — подсказала Элизабет.
Глаза леди Августы сузились, словно она не совсем поверила ей, а ноздри раздулись самым непривлекательным образом.
— Вижу, ты опять приехала со своей сестрой.
— Это она приехала со мной, — возразила Элизабет. Насколько Амелия знала, это был первый случай, когда она решилась возразить вдовствующей герцогине.
— И что это должно означать?
— Просто… я приехала, чтобы вернуть книги, которые моя мать одолжила в вашей библиотеке, — объяснила Элизабет запинаясь.
— Ба! Всем известно, что твоя мать ничего не читает. Это глупый и прозрачный предлог, чтобы подослать ее, — она сделала жест в сторону Амелии, — к нам в дом.
От удивления рот Амелии приоткрылся. Она всегда считала, что вдовствующая герцогине хочет видеть ее в своем доме. Не потому, что она нравится ей, просто герцогине хотелось, чтобы она побыстрее вышла замуж за ее внука и чтобы в ее животе начал расти маленький Уиндем.
— Что ж, это вполне приемлемый предлог, — проворчала леди Августа, — но, похоже, он не сработал. Где мой внук?
