— Ну, у нас есть Слава, — говорю я, — Так мы общаемся с Богом, но я совсем немного знаю об этом. Я это почувствовала только один раз.
— На что это похоже?
— Это здорово. Я не могу описать это. Это было так, будто я могла чувствовать все, что чувствовал ты, как бьется сердце, как кровь течет в твоих жилах, дыхание, будто мы были единым целым, и мы вместе чувствовали эту невероятную… радость. Разве ты не чувствуешь то же самое?
— Я так не думаю, — признается он, отводя глаза, — Я был просто безумно счастлив, поцеловав тебя. И тогда ты засияла. Ты сияла так ярко, что я не мог на тебя смотреть.
— Прости.
— Я не, — говорит он, — Я рад, что это случилось. Потому что тогда я узнал, кто ты на самом деле.
— О, да? И кто я?
— Действительно, действительно божественная, избалованная калифорнийская цыпочка.
— Заткнись.
— Это круто, однако. Моя девушка — ангел.
— Я не ангел. Я не живу на небесах, не играю на арфе и не веду задушевных бесед со Всевышним.
— Нет? У тебя нет большого Рождественского ужина с Богом?
— Нет, — говорю я, смеясь, — У нас есть свои традиции, но мы на самом деле не против пообщаться с Богом. Мама говорит, что каждый ангел по крови встречается с Богом, в конечном счете, но только после того, как наше предназначение на Земле будет выполнено. Лицом к лицу. Я не могу себе этого представить, но это то, что она говорит.
— Да, но это же для всех, не так ли? Для людей тоже?
— Что?
— Все мы, якобы, можем встретиться с Богом. Когда мы умираем.
Я смотрю на него. Я никогда не думала об этом раньше. Я предполагала, что эта встреча будет своего рода предоставлением итогов нашего предназначения. Эта идея всегда ужасала меня.
— Верно, — говорю я медленно, — Все мы можем встретить Бога когда-нибудь.
— Поэтому, возможно, я должен продолжать ходить в церковь.
— Церковь не может навредить.
Я глажу его рукой по щеке, ощущая намеки на щетину под ладонью. Мне хочется сказать что-то глубокое, о том, как я благодарна, что он может принять меня такой, какая я есть, мои крылья и все такое, но я знаю, что, обличенное в слова, это прозвучит плохо. Потом думаю о церкви, о том, как мама, Джеффри и я сидим на скамьях в церкви, когда я была еще маленькой, поем и молимся вместе со всеми. Вспоминаю, как мы попадаем под цветные блики от витража с ангелами, а потом снова возвращаюсь в реальность. Мы едем по грунтовой дороге в «Блубэлле», пока я пытаюсь держать себя в руках. Такер передвигается ближе ко мне, а потом кладет руку на мое колено. От его прикосновения через все мое тело мгновенно пробегает дрожь.
— Хулиган.
Я хватаю нарушителя за руку и держу. Его большой палец пробегается по моим костяшкам, заставляя мое сердце биться быстрее.
— Я клянусь, иногда ты говоришь странные вещи, — произносит он.
— Это от моей мамы, которой более ста лет. Язык — прекрасная вещь, — объясняю я, — Я понимаю и слышу каждое слово. Это дает мне удивительный словарный запас.
— Потрясающе, — дразнит он.
— Отлично, на самом деле. Эй, ты говорил со своей сестрой в последнее время?
— Да, пару ночей назад, — говорит он.
— Ты рассказал ей о нас?
Он хмурится.
— А не должен?
Я улыбаюсь.
— Ты можешь сообщить ей, но я думаю, что она уже знает. Я разговаривала с ней вчера, и она вела себя так странно.
— Значит, ты так и не сказала ей.
— Нет, я подумала, что это странно, ну то, что я встречаюсь с ее братом. Мне кажется, что лучше тебе.
— Я сказал ей, — признает он, — Я не могу хранить секреты от Венди. Я пытался. Не работает.
— Но… — колеблюсь я, — Ты не рассказал ей о… ну, ты, же знаешь.
Он посылает мне фальшиво недоумевающий взгляд.
— Что?! Есть что-то еще о тебе, что я должен знать?
— Зови меня просто ангел утром, — пою я.
Он смеется.
— Конечно, я ничего ей не говорил. Я не знаю, как сказать ей что-то подобное, — после чего добавляет, — Но будет тяжело, когда она вернется.
Я смотрю в окно. Грузовик проезжает миму скрученных, шероховатых сосен по обе стороны от дороги, осины здесь и там начинают менять цвета. Здесь жарко, даже по стандартам Вайоминга. Воздух сухой и пахнет пылью. Потом все начинает выглядеть очень знакомым. Словно дежавю
[76]
. Моя рука сжимает руку Такера.
— Останови грузовик, — говорю я, задыхаясь.
— Что?
— Просто останови.
Такер жмет по тормозам, поднимая облако пыли вокруг нас. Я выпрыгиваю из грузовика еще до того, как он останавливается. Когда пыль оседает, я стою посреди дороги, медленно вращаясь по кругу. Затем иду, словно в тумане, к обочине дороги, прохожу мимо тени большого серебристого пикапа в моем видении, и ведомая ногами, углубляюсь в лес. Я еле слышу, как Такер зовет меня, но я продолжаю идти. Не знаю, могла бы я остановиться, даже если бы попыталась. Я иду, отталкиваясь от деревьев. Один раз я даже поскальзываюсь и падаю на одно колено прямо на иглы, рассыпанные по земле, но даже несмотря на это я продолжаю идти всё глубже в лес, даже не потрудившись отряхнуться. И затем я останавливаюсь. Это здесь. На маленькой поляне. Возле хребта. Воздух полон дыма. Небо золотисто-оранжевого цвета. Кристиан одет в черную шерстяную куртку, руки засунуты в карманы, бедра слегка сдвинуты в сторону. Он стоит совершенно неподвижно, глядя вверх, на вершины хребта. О Боже, — думаю я, когда вижу языки пламени. Я шагаю к нему. Все так сухо. Облизывая свои губы, я смотрю на свои дрожащие руки. Это все равно, что оставить свою жизнь позади. Мне так грустно, что я могу заплакать.
— Кристиан, — хрипло говорю я.
Он поворачивается. Я не знаю, как прочитать выражение его лица. Его густые, хорошо очерченные брови сведены вместе.
— Это ты, — говорит он.
— Это я… я…
Он подходит ко мне. Я иду навстречу ему. Через минуту-другую мы оба останавливаемся на расстоянии вытянутой руки и смотрим друг на друга. Я чувствую, что нахожусь под воздействием наркотиков или чего-то еще. Мне хочется прикоснуться к нему так сильно, что, кажется, я почувствую боль, если не сделаю этого. Протягиваю руку и его пальцы переплетаются с моими. Его кожа горит, словно в лихорадке. Я закрываю глаза на секунду переполненная ощущений. Понимание взрывом проносится через меня. Мы принадлежим друг другу. Я открываю глаза. Кристиан подходит еще ближе. Его взгляд на моем лице ощущается как прикосновение. Он смотрит на мои губы, потом глаза, затем снова на губы. Он поднимает руку, чтобы коснуться моей щеки. Я плачу. Понимаю это, и слезы текут по моим щекам.
