— Да, — кивнула Соня.
— Он сделает все, чтобы разрушить счастье, убить любовь. Рядом с ним все живое умирает. Это просто такой человек. Он только песням предан по-настоящему. Ему даже на успех плевать.
— Антагонист, — пробормотала Соня.
Кто-то когда-то рассказывал ей о ролях в кино. Любовник, соратник, главный герой. Антагонист, главная задача которого — препятствовать главному герою в достижении целей. Ингрид определенно была главной героиней. И Готье, ставший главным противником на ее пути к счастью, помешавший ей любить.
— Что? Кто? — переспросила Ингрид.
— Ничего. — Соня покачала головой. Она даже не помнила, кто именно рассказывал ей об этом. В ее жизни было так много людей и так много разговоров, она слышала столько историй, столько планов и сокровенных тайн, столько запретных знаний было с ней разделено. Все это оставалось где-то в глубине ее памяти, неожиданно всплывая в нужный момент.
— Готье чуть было на самом деле не разрушил меня. Я прошла по краю пропасти, — добавила Ингрид.
— И ты благодарна? — переспросила Соня негромко.
Ингрид остановилась. Она долго смотрела куда-то вдаль в глубокой задумчивости. Ее гибкая, красивая обнаженная рука не двигалась, сигарета догорала сама по себе. Ингрид была печальна, но печаль эта была другая, мимолетная. В теплом свете вечерних фонарей ее лицо казалось еще красивее, и бархат ночного неба только подчеркивал белизну ее одежды. Соня просто не понимала, как можно не любить такую женщину, особенно если она смотрит на тебя полными обожания глазами. Что-то было глубоко неправильно с Готье, и он сам больше других страдал от этого, даже не осознавая. Какова цена жизни без счастья? Неужели музыка того стоит? Соня не могла себе этого представить.
— Когда я приехала в Берлин, я хотела умереть. Я не верила в то, что смогу когда-то снова улыбаться. Мне хотелось плюнуть в лицо психиатру, который говорил мне, что это пройдет. Я собиралась тайно любить Готье всю жизнь. А потом… весной мама взяла меня с собой в Лондон. Я не хотела ехать. Ты была в Лондоне?
— Нет.
— Красивый город. Своеобразный. Мне, правда, больше нравится Париж. Поэтому-то мы и здесь. У Антошки в Лондоне квартира, он хотел бы жить там. Слушай, я не знаю, как так случилось, но после того, как я вдруг очнулась там, в Лондоне, и огляделась, и подумала: какого черта, ведь все изменилось! Я встретила Антошку. Он же, знаешь, такой… нормальный до безобразия. Никаких талантов, одни деньги. Бизнес и гольф. Он меня в рестораны водил, дарил цацки, знакомил с друзьями. Ему нужна я и только я. О том, что я когда-то пела, он даже не вспоминает, ему музыка безразлична. Он хочет детей. Он хочет, чтобы я была счастлива. У него такая улыбка… знаешь, добрая. И ему плевать, курю я или нет. Кстати, хочу теперь бросить. Если уж рожать, то лучше бросить. А свадьба у нас была знаешь какая?!
— Представляю, — улыбнулась Соня.
— Нет. Ты не представляешь, это точно. Он украсил целый парк цветами. Белыми, чтобы к платью подходило. И я люблю его так, что на душе теплеет, стоит мне о нем только подумать. Сейчас вот буду дом наш ремонтировать. Хочу сделать свой собственный дизайн. Потом тебя позову — посмотришь. Хочешь?
— Да.
— И он мне так нравится. Сидеть и разговаривать о его делах, смотреть, как он решает вопросы по телефону, в гольф меня учит играть. Никогда не кричит, ничего не хочет от меня, не убегает из дому, только потому что ему надо побыть одному. Я смотрю на него и думаю: как мне повезло! И красив, и здоров, и обеспечен, и меня любит, а я — его. А раньше бы я сидела и думала, что это скучно — такое вот простое счастье. Если бы не Готье… После него я стала понимать эту разницу. Я бы теперь к такому, как Готье, за версту бы не подошла, как бы он ни был велик. Не собираюсь я быть женой Курта Кобейна. Мне такая жизнь не подходит. Я хочу пироги печь и на приемы ходить в вечерних платьях. Стоило, знаешь, потратить три года, чтобы это понять.
— Да, — согласилась Соня.
— Странная штука — жизнь, да?
Ингрид улыбнулась и замолчала. Соня молчала тоже. Она внезапно поняла, что́ именно хочет сделать. Не то чтобы она вдруг поняла, чего ей нужно от жизни или в какую сторону бежать. Просто поняла, чем займется, когда вернется домой, в свою маленькую квартирку в представительской части. То, что сказала Ингрид, расставило все точки над «i», наполнило смыслом все то, что казалось Соне до этого совершенно бессмысленным и жестоким. Непростая штука — жизнь, и понять, что тебе действительно нужно, можно только выпрыгнув из окна. Соне, правда, хватило бегства в Париж.
— А ты слышала, что песня Готье в прошлом году несколько недель была на первом месте всех хит-парадов? — спросила Ингрид. Вопрос застал Соню врасплох: уехав из России, она совсем перестала интересоваться музыкальными событиями.
— Нет.
— Серьезно? Ну ты даешь! Вы с ним когда расстались-то?
— Давно, — пожала плечами Соня.
— Видимо, действительно, давно. Он же теперь звезда, ты в курсе? Они там с каким-то парнем и новой девочкой сняли клип — реально прикольный, и песня — супер. Их даже перекупил какой-то продюсер, я читала. В общем, каждому свое. Мне — Антошка, а ему — вдохновение. Он ведь это про нас с ним написал. Песню. Хочешь послушать?
— Ну…
Соня растерялась, однако Ингрид уже доставала телефон и начала загружать какие-то файлы. Вскоре из маленького динамика понеслись какие-то звуки. Очень в стиле Готье, звуков было немного, но они были очень точно и тщательно подобраны. Было видно, что над каждой нотой он работал долго, и даже самый легкий удар по ксилофону был исполнен идеально. Потом он запел. Соня затруднилась бы сказать, чем эта песня качественно отличалась от всего того, что делал Готье до этого. Ведь и до этого его музыкальный репертуар был очень достойным, и то, что именно эта песня так всем пришлась по душе, могло быть чистой случайностью. Впрочем, эмоции, звучавшие в голосе Готье, даже Соню заставили прислушаться.
— Ты понимаешь? Понимаешь, о чем он? — спросила Ингрид.
Соня прислушалась к словам. Песня называлась «Мы опять незнакомы». Часть слов Соня не расслышала, но припев звучал очень ясно. Собственно, вся песня была — длинный красивый припев и пара небольших куплетов. Готье пел о том, как ему не нравится, что его бывшая девушка делает вид, что не знает его. Он пел, что ее любовь никогда не была ему нужна по-настоящему, но зачем же было выбрасывать его из дома и из своей жизни так, словно он — пустое место, словно то, что было между ними, вообще не имеет значения. Зачем было присылать друзей.
— Нет, не понимаю. — Соня отвернулась и постаралась справиться со своими чувствами.
— Это обо мне. Ну а как же? Все-таки это потрясло его — то, что случилось. Вот такой он во всем. Ему было плевать, что я хочу умереть, но он переживает, что я теперь ничего знать о нем не хочу. Понимаешь, это просто такой тип человека. Он лучше будет страдать и напишет хорошую песню, которая займет все первые места, чем просто будет с кем-то жарить картошку и растить детей. Такой человек.
