— Сколько вам потребуется времени?
— О, я уверен, что недолго.
— И сколько вы собираетесь заплатить?
— Вот.
Он залез в карман и вытащил оттуда смятую купюру, более крупную, чем стоила подобная услуга, но риск для него лично в этом деле был выше обычного, а потому он не стал скупиться. Он уронил банкноту на ее гроссбух и сел на стул против нее. Миссис Уэллс взяла деньги и кивнула громиле, все еще стоящему в дверях. Чань слышал, как этот человек уходит, но взгляда от женщины не оторвал.
— Не в моих правилах предоставлять информацию о клиентах… — начала она.
Зубы ее, когда она говорила, клацали — немалое их число было из фарфора, контрастировавшего с жутковатым цветом еще остававшихся у нее во рту настоящих зубов. Чань забыл, как это выводило его из себя прежде. Он поднял руку, останавливая ее.
— Меня не интересуют ваши клиенты. Я ищу женщину. Она почти наверняка шлюха, и, возможно, вы ее знаете, хотя и не факт, что она работала у вас непосредственно.
Миссис Уэллс неторопливо кивнула. Чань не знал, как отнестись к этому ее жесту, но, поскольку она не сказала ни слова, он продолжил:
— Ее зовут, может быть, — или, может, это она себя так называет, — Изобела Гастингс. Маленькая, волосы каштановые, вьются. Что могло броситься в глаза больше всего — сегодня утром на ней было черное пальто, и ее лицо, волосы, вся она в буквальном смысле была перепачкана засохшей кровью. Я полагаю, что такая девица, вернувшись в ваш дом — в любой дом — в подобном виде, хотя в этом и нет ничего из ряда вон выходящего, не осталась бы незамеченной.
Миссис Уэллс ничего не ответила.
— Миссис Уэллс?
Миссис Уэллс по-прежнему хранила молчание. Ловким движением, прежде чем она успела захлопнуть свой гроссбух, Чань метнулся вперед и ухватил купюру. Она удивленно подняла на него глаза.
— Я рад заплатить за то, что вам известно, но не за то, чего вы не знаете.
Она улыбнулась неторопливой и нарочитой улыбкой, напомнившей обнажаемый клинок.
— Прошу прощения, Кардинал. Я просто задумалась. Я не знаю девушки, о которой вы говорите, и ни одна из моих не являлась сегодня в таком виде. Я бы наверняка знала об этом и наверняка потребовала бы объяснений.
Она замолчала, улыбаясь. Но по ее глазам он видел — ей есть что сказать еще. С улыбкой он вернул купюру, она взяла ее, засунула в свой гроссбух наподобие закладки и захлопнула книгу. Чань ждал. Миссис Уэллс хохотнула каким-то особенно неприятным смехом.
— Да, миссис Уэллс?
— Нет, ничего, — ответила она. — Просто вы уже третий, кто интересуется этой девицей.
— Неужели?
— Да-да.
— Позвольте спросить, кто были двое других?
— Чего ж не спросить?
Она улыбнулась, но не сделала больше ни одного движения — безмолвное требование увеличить сумму. Чань был взбешен. Ведь он уже заплатил ей больше, чем следовало, но, если он полоснет ее бритвой, ему придется иметь дело с двумя громилами.
— По-моему, я поступил с вами по справедливости, миссис Уэллс… разве нет?
Она снова хохотнула, выставив вперед зубы.
— Да, Кардинал, по справедливости, и я уверена, так будет и впредь. Те, другие, были не столь… почтительны. А потому я скажу вам, что первая появилась сегодня утром — молодая дама, сказавшая, что она сестра этой девицы, а второй — всего час назад, человек в форме, военный.
— В красной форме?
— Нет-нет, в черной. Он был весь в черном.
— А женщина, — он попытался представить себе Розамонду, — высокая? Черные волосы? Фиолетовые глаза? Красивая? Миссис Уэллс покачала головой.
— Нет, не черные. Светло-каштановые. И довольно хорошенькая… вернее, была бы хорошенькой, если бы не ожоги на лице. — Миссис Уэллс улыбнулась. — Вокруг глаз. Такое несчастье. Зеркала души, вы же понимаете.
* * *
Чань поплелся назад в «Ратон марин», кипя от ярости. Добро бы он еще узнал, что он один из нескольких интересующихся этой женщиной, но то, что он сам в этом деле подвергается страшной опасности (независимо от того, убил он Траппинга или нет, его вполне могли за это повесить), вдвойне выбивало его из колеи. Его одолевали подозрения. Когда он добрался до «Ратон марин», было почти темно. От Джона Карвера никаких известий не поступало. Он не был еще готов напрямую обратиться с вопросом к своей клиентке и потому направился по следующему наиболее вероятному адресу — рядом со зданием суда. Этот дом был известен под названием «Вторая скамья», находился не очень далеко и в гораздо более безопасной части города. По дороге он приводил в порядок свои мысли.
Заставив себя разделить части на составные элементы, он вынужден был признать: нет ничего странного в том, что миссис Уэллс не знает его Персефоны. Когда он видел ее в поезде, у него возникло ясное впечатление, что зрелище, которое она являла собой, было какое-то нарочитое, что ее состояние (каким бы откровенным оно ни казалось и какие бы события ни предшествовали ее появлению в вагоне поезда) не было для нее делом обычным. Ее кудрявые волосы, пусть растрепанные и заляпанные кровью, несомненно, знали уход, может, даже гребень служанки. А это подразумевало «Вторую скамью» или даже еще один дом, который был у него на уме, — «Старый замок». В этих заведениях клиентам более высокого пошиба предлагались соответственно и более высокого пошиба шлюхи. Каждый из этих домов представлял собой окно в тот или иной уровень городского рынка, на котором покупалась и продавалась плоть. Сам Чань мог наведываться в «Замок», только если приводил себя в порядок и имел в кармане достаточно наличности, но при всем при том был вхож туда лишь благодаря тому, что в свое время оказал кое-какие услуги управляющей этим заведением. А «Нижний шлюз» был столь низкопробен, что неизбежно возникал вопрос: каким образом двое других, интересовавшихся его вчерашней знакомой, обнаружили это заведение или надумали отправиться туда? Что касается военного, это он еще мог понять, но женщина — ее сестра? У женщины было не так уж много способов узнать о существовании этого заведения, потому что «Нижний шлюз» был практически неизвестен среди городских обывателей. Тот факт, что об этом доме было известно Розамонде, вызывал у него не меньшее удивление, чем если бы он получил личное послание от папы римского. Но эти двое других так или иначе знали о «Нижнем шлюзе». Кто были такие и кому служат? И кто эта женщина, которую они все ищут?
Ничто не подтверждало историю его клиентки о несчастном убитом друге, который никак не мог быть этакой невинной овечкой — наверняка с ним были связаны какие-то другие проблемы (наследство? титул? преступление?), и обо всех них она ни словом не обмолвилась во время их разговора. Чань снова мысленно вернулся в поезд, заглянул в эти непроницаемые серые глаза. Кого он видел перед собой — убийцу или свидетеля? А если она и убила, то злонамеренно или защищаясь? Каждая из этих возможностей изменяла мотивы тех, кто ее искал. То, что никто из них не обратился в полицию (даже если по настоятельному и категорическому требованию Роберта Вандаариффа), отнюдь не свидетельствовало об их благих намерениях.
