— Леда, это я, Билли. Билли Халлек.
— Разумеется. Привет, Билли. — Ее рука в нерешительности
пощипывала бусы на шее. Он заметил, что для пятидесяти девяти лет она, конечно,
моложава, благодаря операциям подтягивания кожи. Но шея ее выглядела уже
по-старчески дряблой.
«Кажется, она пьяная. Или…» Он подумал о Хаустоне, вдыхающем
носом белый порошок. «Наркотики? Леда Россингтон? Трудно в это поверить». И тут
же другая мысль: «Она испугана. Она в отчаянии. Что же такое могло случиться?
Не связано ли это каким-то образом с тем, что происходит со мной?»
Дурацкая идея… Тем не менее ему вдруг срочно захотелось
выяснить, почему у Леды Россингтон так плотно сжаты губы, почему у нее под
глазами такие же мешки, как у него, почему пальцы ее, перебиравшие бусы на шее,
дрожали?
Билли и Леда Россингтон молча смотрели друг на друга, а
потом заговорили почти одновременно.
— Леда, Кэри у себя?
— Кэри дома нет… Он…
Она смолкла, а он жестом предложил ей продолжать.
— Его вызвали в Миннесоту. У него серьезно заболела сестра.
— Это любопытно, — сказал Халлек. — Тем более, что никакой
сестры у него нет.
Она улыбнулась. Улыбка воспитанной дамы, предназначенная
тем, кто позволил себе невольную бестактность. Получилась, однако, не улыбка, а
нечто мало на нее похожее: Леда только растянула губы.
— Я сказала «сестра»? О, мы тут все так переволновались. Это
брат, его брат.
— Леда, Кэри — единственный сын у своих родителей, — тихо
сказал Халлек. — Наши семейные вопросы и происхождение мы с ним обсудили за
рюмкой в салоне Хастура. Года четыре назад. Вскоре после этого Хастур сгорел
дотла. Сейчас на том месте магазин «Король в желтом». Моя дочка там джинсы
покупает.
Он и сам не знал, зачем излагал подобные детали. Подспудно
думалось, что такой разговор позволит ей держаться попроще. И вдруг при тусклом
свете фонаря увидел, как блеснула слеза на ее щеке, покатившись к уголку рта.
Слезы блестели под ее глазами. Пока он говорил, она быстро пару раз моргнула, и
по другой щеке покатилась еще одна слеза.
— Уходи, — сказала она. — Уходи, Билли, хорошо? Не задавай
вопросов. Я на них отвечать не буду.
Халлек приметил в ее глазах за пеленой слез решимость. Она
твердо решила не говорить, где находится Кэри. Под влиянием неожиданного
импульса, который он и впоследствии не мог объяснить, он расстегнул молнию
своей куртки и распахнул ее. Услышал, как она ахнула от неожиданности.
— Посмотри на меня, Леда, — сказал он. — Я потерял семьдесят
фунтов веса. Ты слышишь? Семьдесят фунтов!
— Какое это имеет отношение ко мне? — хрипло произнесла она.
Лицо ее заметно побледнело, отчего румяна на щеках обрели клоунскую контрастность.
Глаза смотрели со страхом, зубы слегка обнажились, словно она готова была
зарычать.
— К тебе это не имеет никакого отношения, но с Кэри я хотел
бы потолковать. — Халлек перешагнул порог, держа куртку распахнутой. «Очень
хотел бы», подумал он. «Если прежде сомневался, то теперь уверен в этом».
— Прошу тебя, Леда, скажи мне где он. Он здесь?
Она ответила вопросом на вопрос. У него буквально
перехватило дыхание, и он оперся о косяк двери.
— Это цыгане, Билли?
Он перевел дыхание с легким стоном.
— Так где он, Леда?
— Сначала ответь на мой вопрос — это цыгане?
Теперь, когда Халлек получил возможность все высказать в
открытую, он обнаружил, что ему это дается с большим трудом. Он сглотнул и
кивнул головой.
— Да. Я так думаю. Проклятье. Что-то вроде проклятья. — Он
сделал паузу. — Нет, не что-то вроде. К чему увиливать? Я считаю, что цыган
наложил на меня проклятье.
Билли ожидал услышать издевательский хохот — такую реакцию
он не раз видел в своих снах и фантазиях. Но она вдруг поникла, склонив голову.
Весь ее облик олицетворял обреченность и печаль. Несмотря на собственные страх
и отчаяние, Халлек испытал к ней сочувствие, увидев воочию ее страх и
растерянность. Он шагнул к ней и мягко коснулся ее руки. Когда она подняла к
нему лицо, он вздрогнул, увидев на нем выражение откровенной ненависти, даже
шагнул прочь, часто заморгав, прислонился к косяку двери. Выражение ее лица
было олицетворением той внезапной вспышки ненависти, которую Билли мимолетно
испытывал как-то вечером к Хейди. Теперь это чувство было явно направлено на
него, и ему стало страшно.
— Все из-за тебя, — прошептала она. — Ты виноват во всем!
Какого черта ты сбил эту старую манду? Ты, ты виноват!
Он не в силах был произнести ни звука и просто смотрел на
нее, широко раскрыв глаза. «Старая манда?» В голове был сумбур. «Неужели я не
ослышался? Кто бы мог поверить, что Леда Россингтон способна вслух сказать хоть
одно неприличное слово?» Вторая мысль была: «Все не так, Леда. Хейди виновна, а
не я. Она это классно сделала. Я просто обалдел».
Ее лицо сменило выражение: теперь она смотрела на Халлека
вежливо и бесстрастно.
— Входи, — сказала она.
Леда принесла ему мартини с джином, которого он попросил, —
в большом бокале. На миниатюрный позолоченный меч были нанизаны две оливки и
две маринованных луковки. Мартини оказался крепковатым, против чего Халлек
отнюдь не возражал, хотя и отдавал себе отчет в том, что с выпивкой ему следует
отныне быть осторожным, если не хочет упиться в чужом доме. Опыт последних трех
недель показал, что с потерей веса стала утрачиваться его способность держаться
молодцом, когда перебирал лишнего.
Тем не менее он сделал приличный глоток и благодарно закрыл
глаза, когда алкоголь теплом разлился в животе. «Чудесно», подумал он. «И
высококалорийно».
— Он в Миннесоте, — бесстрастно сказала Леда, усаживаясь в
кресло тоже с бокалом мартини в руке. Ее бокал был еще больше, чем у Билли. —
Но он вовсе не с визитом к родственникам. Кэри — в клинике Мэйо.
— Мэйо…
— Он убежден, что у него рак, — продолжала она. — Майкл
Хаустон у него ничего не обнаружил. Ничего не обнаружил и дерматолог, к
которому он обратился в городе. Но он все равно уверен, что у него рак. Ты
знаешь, сначала он решил, что у него лишай, думал, что подцепил у кого-то.
Билли опустил голову и уставился в пол, испытывая крайнее
смущение. Но в этом не было нужды: Леда смотрела поверх его плеча, в стену.
Часто, по-птичьи, отпивала, и в ее бокале заметно убывало.
— Я смеялась над ним, когда он впервые мне такое сказал.
Смеялась и говорила: «Кэри, если ты это называешь лишаями, тогда ты знаешь о
венерических заболеваниях меньше, чем я о термодинамике». Мне не следовало
насмехаться, но это было хоть каким-то способом развеять его мрачное
настроение. Его тревогу? Нет, скорее страх. Майкл Хаустон дал ему какой-то
крем, который не подействовал, и дерматолог дал какие-то мази, которые тоже не
помогали. Ему делали уколы, и все бесполезно. И тогда я вспомнила старого
цыгана с разлагающимся носом, как он во время уик-энда после того суда
протиснулся из толпы на блошином рынке в Рейнтри, Билли. Он подошел и коснулся
его. Да, он приложил руку к лицу Кэри и что-то сказал ему. Я тогда спросила
Кэри и еще раз потом, когда это начало разрастаться, но он мне ничего не
говорил, только головой качал.
