— Уильям, мы сейчас соберем твои вещички и уедем из Бар
Харбора. Знаешь, как государственный свидетель, которому надо скрыться в
безопасное место.
— Что ты сделал? — встревоженно спросил Билли.
— Спокойно, спокойно! То, что и собирался сделать, — ни
больше, ни меньше. Но знаешь, когда палкой разломаешь осиное гнездо, самое
правильное дело — драпануть подальше, Уильям, верно?
— Да, но…
— Времени нет. Я могу разговаривать, только упаковывая твои
вещи.
— Куда?! — почти завопил Билли.
— Недалеко. По пути скажу. Давай уходить. Кстати, неплохо бы
тебе сменить рубашку. Ты хороший парень, Уильям, но начинаешь малость
попахивать.
Билли направился было в контору, чтобы сдать ключ от номера,
но Джинелли слегка коснулся его плеча и взял ключ из его руки.
— Я лучше положу его на ночной столик в твоей комнате. У
тебя все уплачено по кредитной карточке?
— Да но…
— Ну тогда позволим себе неформальное прощание. Никому от
этого не плохо, и поменьше внимания к нам, верно?
Женщина, бежавшая трусцой по дороге, бросила на них взгляд,
потом посмотрела широко раскрытыми глазами. Джинелли перехватил ее взгляд.
Билли, к счастью, ничего не заметил.
— Я даже десять долларов оставил горничной, — сказал
Джинелли. — Поедем на твоей машине. Я поведу.
— А твоя где? — Он знал, что Джинелли тоже взял в аренду
машину. И только теперь до него дошло, что он не услышал звука мотора перед тем
как появился Джинелли. Для утомленного разума Билли все происходило слишком
стремительно, чтобы успеть как следует разобраться в происходящем.
— С ней все в порядке. Я оставил ее на боковой дороге милях
в трех отсюда и дошел пешком. Снял, правда, крышку с распределителя и оставил
записку, что машина поломалась, а я вернусь через несколько часов. Это на тот
случай, если кто-то проявит излишнее любопытство. Хотя не думаю, что такие
найдутся. Там на самом проселке трава растет посередине.
Мимо проехал автомобиль. Водитель посмотрел на Билли Халлека
и замедлил ход. Джинелли увидел, как он вытянул шею и оглянулся на них.
— Пошли, Билли. Люди на тебя заглядываются. Следующие
любопытные могут оказаться не теми людьми.
Спустя час Билли сидел перед телевизором в комнате другого
мотеля. Комната была частью довольно задрипанных апартаментов мотеля с
названием «Голубая луна автомобильного двора». Находился он всего в пятнадцати
минутах езды от Бар Харбора, но Джинелли был явно доволен. По телевизору Вуди
Вудпеккер, дятел-пройдоха, продавал страховку говорящему медведю.
— О'кей, — сказал Джинелли. — Ты тут отдыхай, Уильям, а я смываюсь
на весь день.
— Вернешься снова туда?
— Вернуться в гнездо шершней, когда они там вовсю летают?
Нет уж, мой друг, только не я. Не сегодня, по крайней мере. Сегодня с
автомобилями поиграю. Сегодня ночью будет достаточно времени для второго этапа
действий. Может, выкрою время заглянуть к тебе, но особенно на это не
рассчитывай.
Билли не увидел Ричарда Джинелли до девяти утра следующего
дня, когда он подкатил на синем «Шевролете», явно не компаний «Херц» или
«Авис». Краска была тусклой, в пятнах. Ветровое стекло рядом с водительским
местом пересекала тонкая трещина, на багажнике — крупная вмятина.
На этот раз Билли еще часов шесть назад снова решил, что
Джинелли мертв. Теперь он радостно приветствовал его, пытаясь скрыть слезы
облегчения. Казалось, вместе с весом он терял способность контроля над своими
эмоциями. В эхо утро, когда взошло солнце, он впервые ощутил ускоренное и
неровное сердцебиение. Ловил ртом воздух и стучал себя по груди здоровой рукой.
Постепенно сердце унялось, но факт оставался фактом: первые признаки аритмии.
— Я думал, что ты погиб, — сказал он Джинелли, когда тот
вошел.
— Ты все повторяешь это, а я все снова возникаю. Ты бы лучше
успокоился насчет меня, Уильям. Если думаешь, что я недооценил этого старого
хрена, ошибаешься. Он умен и опасен.
— Что ты имеешь в виду?
— Ничего. Потом скажу.
— Сейчас скажи!
— Нет.
— Почему?
— По двум причинам, — терпеливо ответил Джинелли. —
Во-первых, ты можешь попросить отступить. Во-вторых, потому что я за последние
двенадцать лет так дико не уставал. Сейчас пойду в спальню и просплю восемь
часов. Потом встану, съем фунта три любой жратвы, какая подвернется, потом уйду
обратно и подстрелю луну в небе.
Джинелли в самом деле выглядел крайне утомленным, даже
осунулся. Кроме глаз, подумал Билли. У него в глазах бесы играют.
— А если, допустим, я бы попросил тебя отступить? — тихо
спросил Билли. — Ты отступил бы, Ричард?
Ричард некоторое время пристально смотрел на него, а затем
ответил так, как и ожидал того Билли, увидев у него в глазах этот сумасшедший
огонек.
— Теперь уже нет, — спокойно ответил Джинелли. — Ты болен,
Уильям. Насквозь болен. Нельзя доверять твоим суждениям о том, в чем состоят
твои интересы.
«Иными словами, ты тоже как бы подписал на меня бумаги».
Билли раскрыл рот, чтобы высказать эту мысль вслух, но тут же закрыл его.
Потому что Джинелли вовсе не имел в виду того, что сказал: просто звучало
более-менее разумно.
— И еще потому что это уже стало твоим личным делом, верно?
— спросил Билли.
— Да, — ответил Джинелли. — Для меня это теперь личное дело.
Он ушел в спальню, снял брюки и рубашку. Пять минут спустя он уже спал, лежа на
покрывалах.
Билли налил воды, проглотил таблетку эмпирина и затем допил
стакан воды, стоя возле двери. Его взгляд переместился с Джинелли к его штанам,
брошенным на кресло. Он прибыл в идеально отутюженных брюках, но где-то за
последние пару дней приобрел и стал носить голубые джинсы. В их карманах
наверняка находились и ключи от «Новы», припаркованной возле гостиницы. Билли
мог их взять и уехать прочь. Но, разумеется, так он ни за что не поступит. Даже
тот факт, что подобный шаг означал для него скорую смерть, имел второстепенное
значение. Самым важным было: как и где все это закончится.
В полдень, пока Джинелли спал глубоким сном, Билли снова
ощутил аритмию. Потом и сам задремал. Ему приснился сон, правда, совсем
короткий, но наполнил его ощущением страха и дьявольского удовольствия
одновременно. Во сне он завтракал у себя дома вместе с Хейди. Между ними лежал
пирог. Она отрезала большой кусок и протянула Билли. То был яблочный пирог. «Он
тебе жирку прибавит», — сказала она. «Я не хочу быть толстым, — ответил он. —
Решил остаться худым. Ты ешь его». Он протянул ей кусок рукой, не толще кисти.
Она приняла его. Потом сидел и наблюдал, как она ест, и с каждым ее укусом ощущение
страха и, одновременно, радости возрастало. Грязной радости.
