— Судя по тому, что вы говорите, кто-то ищет что-то маленькое, что хорошо спрятано. — Он кивком указал на колье.
— Но кто может знать, что собой представляет камень желаний? Кто знает, что он настолько мал, что может поместиться в маленький тайник? Я много над этим работала, но не нашла ни одного упоминания о том, как этот камень выглядит. Если, конечно, это и есть тот самый камень, в чем мы с вами не можем быть до конца уверены.
— Так где мне его спрятать, если не в сейфе? — спросил Трис. — Я подумал, мне стоит вернуть его туда, где Нелл его нашла.
— Вор нашел брошь в кроватном столбике, так что уж говорить про ваш тайник. Почему бы вам не отдать его мне? Я попрошу Шеймаса зарисовать его и сама сфотографирую. Так, по крайней мере, если что-то случится, мы сможем найти концы.
— Где вы собираетесь его хранить?
— В том же футляре, и я думаю, что, если я положу его в сумку с остальной косметикой, никто не догадается, что в этом футляре не пудра.
— Джемма, какая вы умница, — сказал Трис и тепло ей улыбнулся. — Вы уверены, что остановили свой выбор на Колине? Больше ни у кого нет шансов?
Он был по-настоящему красивым мужчиной, но у Джеммы интереса не вызывал.
— Уверена на все сто. — Она посмотрела на часы. — Мне пора. Завтра рано утром я должна быть в спортзале.
Он проводил ее до машины. Вечер был славный.
— Я рад, что вы приехали в Эдилин. Вы — ценное приобретение для этого города, — сказал он и поцеловал Джемму в щеку. Глаза его озорно блеснули. — И если вы когда-нибудь обнаружите, что Колин Фразьер совсем не тот, каким он вам сейчас представляется, вы знаете, где я живу. — Он открыл для нее дверь машины.
— Непременно передам ему ваши слова… — Джемма вдруг почувствовала неодолимый приступ тошноты. Она согнулась пополам, и весь ужин оказался на земле.
Тристан мгновенно преобразился из насмешливого приятеля во врача. Он обнял ее за плечи и повел обратно в дом.
— Это желудочный грипп, — сказала Джемма довольно громко, словно пыталась заглушить мысли о том, что могло бы явиться истинной причиной ее тошноты. — Или, может, я съела что-нибудь не то. Через несколько минут все пройдет, и я буду как новенькая.
Трис не сказал ни слова. Он лишь проводил ее до дверей в уборную на первом этаже сразу за вестибюлем. Он исчез на мгновение и вернулся с маленьким пластиковым колпачком.
— Анализ мочи, — сказал он. — Чтобы проверить, что вызвало рвоту. Видите ту комнату? — Он указал на дверь, которую она прежде не заметила. — Я буду там. — Он закрыл дверь в туалет.
Пока Джемма делала то, что он велел, она очень старалась не думать. Конечно, это был какой-то желудочный вирус. Эти вирусы так легко подхватить, верно?
К тому времени как она закончила и вышла из уборной, ее уже трясло. Трис в белом халате стоял в дверях комнаты, куда он велел ей подойти. Она была обставлена как смотровая.
— Как умно иметь это у себя дома, — сказала Джемма, чувствуя, что голос выдает ее нервозность. — Вы многих пациенток тут принимаете?
— Только избранных. Джемма, я хочу, чтобы вы сели и сделали несколько глубоких вдохов. Воспользуйтесь тем, чему научились на тренировках, чтобы успокоиться.
— Конечно, — сказала она, глядя, как он, взяв колпачок с мочой, вышел из комнаты.
Она знала, что он отсутствовал всего несколько минут, но эти минуты показались ей часами. Когда Трис зашел, Джемма подняла на него глаза.
— Как вы себя чувствуете? — спросил он тем тоном, каким все врачи разговаривают с пациентами.
— Пищевое отравление? — прошептала она.
— Джемма, — начал он, и она увидела ответ в его глазах.
Она закрыла лицо руками.
— Я не готова к этому, — прошептала она. — У меня работа. Я едва знаю Колина.
Трис положил руку ей на плечо.
— Как насчет чая с гренками? Я бы предложил крекеры, но у меня их нет. — Он наклонился и помог ей подняться. — Пойдем в гостиную и поговорим.
Через несколько минут они сидели на его диване, и Джемма пыталась есть тосты, которые Тристан для нее сделал, но все, что попадало в желудок, стремилось выйти наружу. Он снял белый халат и снова стал ее другом.
— Ребенок? — удивилась Джемма. — Вы уверены?
— На все сто. Завтра я намерен выписать вам кое-какие витамины, и я запишу вас на прием к акушеру-гинекологу. С учетом обстоятельств я не думаю, что мне следует…
— Да, — согласилась она. — Это могло бы помешать нашей дружбе. — Джемма посмотрела на него, и все, что она чувствовала, отразилось в ее взгляде. — Что мне делать? Как я скажу Колину?
Трис накрыл ее руку своей.
— Джемма, если вы этого не хотите, я могу договориться об аборте. Никому, кроме нас двоих, не обязательно знать, что это произошло.
Джемма отдернула руку как ужаленная.
— Больше никогда не смейте мне это говорить!
— Хорошо, — кивнул он и в первый раз улыбнулся. Он снова взял ее за руку. — Джемма, все будет хорошо. Я знаю Колина всю свою жизнь, и он сделает все, что вы захотите.
— Вы имеете в виду, он поступит со мной как честный человек? — сказала она с нотками презрения в голосе. — Всю жизнь мечтала, чтобы мужчина чувствовал, что обязан на мне жениться.
— Если бы Колин не был влюблен в вас по уши, он бы никогда на вас не женился, но, безусловно, обеспечил вас материально.
— Он не влюблен в меня!
— Вы так думаете? — Трис встал и налил ей еще чаю. — Никогда не видел, чтобы Колин вел себя как одержимый, а когда вы рядом, он именно так себя и ведет.
— Джин…
— С Джин его связывали отношения чисто физического плана, и Колин был ею ослеплен, — сказал Трис, наливая в кружку кипяток.
У Джеммы был угрюмый вид.
— Если Джин ослепительна, то какова я? Невзрачная, скучная… Утешительный приз?
— Вы его любовь, — ответил Трис и добавил в ее кружку молока.
— Но мы знаем друг друга совсем недолго.
— Вы правы. — Трис сел рядом. — Всем известно, что для того, чтобы влюбиться, необходимо знать человека два целых и шестьдесят восемь сотых года.
Джемма не могла заставить себя рассмеяться.
— Что же мне делать? Не так я представляла себе свою дальнейшую жизнь. Я хотела подождать, пока допишу диссертацию, получу хорошую работу. — Она посмотрела на Триса. — Но миссис Фразьер хотела внуков и не раз высказывала свое желание вслух…
— Вы не думаете, что к вашему состоянию имеет некое отношение незащищенный секс? — спросил Трис.
Джемма застонала.
— Я бы предпочла думать, что все это проделки камня, лишь бы не признаваться в своей глупости.
