Пояснений не требовалось. «Предатели ищут предателя». Большие комитеты вцепились друг другу в глотку.
– Лучше всего арестовать, – с самым серьезным видом предложил я. – Но не только одного гражданина Вадье, а и весь Комитет безопасности.
Маска на миг задумалась – точь-в-точь как гражданин Амару.
– Рано, – послышался вздох. – Он считает, что сначала Вадье должен разобраться с Эбером и Дантоном. Но, может, стоит договориться?
Я еле удержался от улыбки. Выходит, «друг» забеспокоился? Похоже, комитетчики взялись за дело всерьез!
– Не выйдет, – не без тайного злорадства заметил я. – Во-первых, Вадье решил послать мяч обратно – после дела с Ост-Индской компанией. А во-вторых, они напуганы. Шпион начал передавать в Кобленц слишком важные сведения.
Она вновь задумалась, слегка постукивая веером по бархатной обивке ложи. Я поглядел на сцену – там негодяй Грей вкупе с Шериданом и Фоксом заправляли ядом огромный пирог с трехцветным кремом. Отважный британский санкюлот Джон выглядывал из-под стола и подмигивал зрителям…
– Сделаем так, – Маска развернула веер и вновь с легким треском сложила его. – Вы встречались с людьми д'Антрега?
Я хотел сказать: «Нет», но внезапно ответил: «Да».
Она удовлетворенно кивнула:
– Поговорите с Пьером Леметром. Потом мы с вами встретимся. До свидания, гражданин!
Я не успел даже попрощаться. Легкое дуновение ветерка – и ложа опустела. Похоже, Маска добилась немалых успехов в умении двигаться.
…А между тем британский народ радостно встречает французскую армию-освободительницу, не ведая о начиненном ядом пироге и притаившихся в кустах заговорщиках с большой пушкой наготове. Представитель Конвента в деревянных башмаках, карманьоле и огромном каторжном колпаке торжественно разрезает пирог, лондонский люд готов вонзить свои трудовые челюсти в отраву. Я даже вздохнул от нетерпения. Где же отважный британский санкюлот Джон? И вот наконец он, собственной персоной, причем не один, а с негодяем Греем, которого он волочит за шкирку. Гремит бас – добрые лондонцы узнают о заговоре. Кусок пирога подносят мерзавцу Грею для дегустации…
Пока вождь английских вигов ползал по сцене (не хуже самого санкюлота Джона), моля о прощении и каясь в грехах, я, перебрав в памяти недавний разговор, отметил один любопытный поворот. Маска советовала мне увидеться с Леметром. Допустим… Но! «Потом мы с вами встретимся». Что значит «потом»? Откуда ей знать, когда я увижусь с неуловимым подпольщиком? Или Маска просто неудачно выразилась?
…Гнусные негодяи Фокс и Шеридан в бессильной злобе против трудового народа наводят пушку прямо на мирный «митинг». Ничего не подозревающие граждане танцуют карманьолу, а между тем фитиль уже подносят к запалу. Где же Джон, черт побери?! А вот и он! Оказывается, отважный санкюлот уже успел подмочить порох. Интересно, чем и как? Однако негодяям Фоксу и Шеридану не до подобных размышлений. Трудовой народ бросается к мерзавцам…
Зал вскипел аплодисментами. Они не смолкали до самого конца, пока на сцене не была торжественно водружена гильотина, а отважный британский санкюлот Джон, ставший главой Революционного Трибунала, не пообещал немедленно отправить «бриться» всех врагов народа – от тирана Георга до «лицемеров и предателей» из числа паршивых либералов. Грянул хор, прославляя будущую Мировую Коммуну. На миг мне показалось, что гипсовые монстры в красных колпаках зловеще усмехнулись. Слева от сцены корчил свою обезьянью рожу Марат, а справа ухмылялся некто длинноносый, с пухлыми берберийскими губами. Всмотревшись, я невольно покачал головой. Мой старый знакомец Лепелетье де Сен-Фаржо с голой грудью и в непременном красном колпаке! Тут же вспомнились слова чернявого Амару. Проект «Лепелетье» – что задумали наследники этого длинноносого? Может, нелепая история, только что представленная на сцене, не так уж и нелепа? Может, длинноносый ухмыляется не зря?
Альфонс д'Энваль из племени ирокезов надрывно кашлял, но наотрез отказывался выпить теплого молока, густо приправленного зловещего вида микстурой, приготовленной лично гражданкой Тома. Он предпочитал кашлять, всем своим видом показывая, что недоволен жизнью вообще, а нашими скромными персонами в особенности.
К гражданину индейцу я попал совершенно случайно. Мы договорились встретиться у Вильбоа, но в назначенный час гражданка Тома не прибыла, прислав записку с извинениями. Оказывается, хрупкое здоровье ее впечатлительного жениха потребовало особой заботы. Я предложил Шарлю навестить болящего, но Вильбоа отказался. Его вид мне нравился все меньше и меньше. Парень молчал, не отвечал на вопросы и явно хотел остаться один. Уже в который раз я ругал себя последними словами за то, что согласился помочь ему в этом странном расследовании. Да, мы что-то узнали – и еще больше увидели. Но разве Шарлю стало от этого легче? Он хотел знать правду – но не всякую правду можно вынести.
У гражданина д'Энваля оказались иные заботы. Индеец был обижен – на меня, на Юлию, а заодно и на себя самого. Уже в который раз он, давясь кашлем, возмущался «ложными друзьями», не взявшими его в подземные странствия. Положение усугублялось тем, что гражданка Тома категорически отказывалась что-либо поведать о нашем путешествии, вероятно, из желания не волновать больного. Это благое намерение имело совершенно противоположные последствия. Альфонс отставил в сторону молоко и разразился таким приступом кашля, что даже мне стало не по себе.
– О, неблагодарные друзья! О-о! – доносилось сквозь кашель. – О вы, бросившие меня в тяжкой беде!
– Давайте расскажем, – не выдержал я. – В конце концов, лишнее мнение не помешает.
Кашель гражданина д'Энваля немедленно стих, но Юлия только фыркнула:
– Не вижу необходимости, гражданин Люсон! Подобные рассказы не для больных!
Бедняга Альфонс закатил глаза, и я понял, что дела плохи.
– Беру ответственность на себя, – заявил я, стараясь не замечать яростного блеска очков гражданки Тома. – А вы, друг мой, сначала выпейте молоко…
И я рассказал все – с того момента, когда на Кладбищенской улице я встретил несчастную, потерявшую разум девушку.
Д'Энваль слушал, не проронив ни слова, причем кашель его куда-то исчез. Затем индеец глубоко вздохнул, причем лицо его приняло самое скорбное выражение.
– Значит, вы мне не доверяли? О-о! Я ведь знал! Я догадывался…
– Альфонс, не мелите ерунду! – не выдержала Юлия. – Рассказ гражданина Люсона об этих, с позволения сказать, «дезертирах» лишен и логики, и научного смысла!..
– А я вам верю! – Глаза индейца горели, словно он уже видел всю эту историю, воплощенную в очередной пьесе. – Я ведь говорил вам, Юлия! Вспомните Добино!..
– Чушь, чушь, чушь! – гражданка доктор оставалась непреклонной. – Во-первых, все это можно – и должно – объяснить без всякой чертовщины. Гражданин Люсон встретил у кладбища девушку, чем-то похожую на Мишель Араужо, а в подземелье мы просто нашли тайное кладбище – хотя бы той же секты граалитов. Ну, а во-вторых…
