— Ого!
— Он приходит и…
Плечи Мэгги опускаются при воспоминании о разговоре.
— Он… Он сказал, что больше не может со мной встречаться. Сказал, что все кончено.
— Но почему?
— Потому, что его интересует Джен Пи. Он хочет встречаться с ней.
Черт. Это моя вина. Как я могла быть такой глупой? Но я никогда не думала, что кто-то воспримет мои статьи в «Мускатном орехе» так серьезно.
— Не может быть, — говорит Мышь, прерывая изумленное молчание.
— Еще как может, — отвечает Мэгги.
Она снова заказывает водку, делает глоток и ставит бокал на стойку. Язык у нее уже слегка заплетается.
— Он сказал, что поговорил с мамой. Нет, ну вы только представьте — с мамой! И она думает, что он слишком молод для серьезных отношений с одной девушкой. Ему видите ли, нужно попробовать «что-то еще». Вы когда-нибудь такое слышали? И его не мама надоумила, это точно. Он сам додумался. Использовал маму, чтобы оправдаться.
— Отвратительно. Тряпка, — говорю я, нервно потягивая коктейль через соломинку.
— На самом деле Питер — не тряпка, — говорит Мышь. — Он, конечно, дурак, но…
— Он тряпка с хорошей прической. С прической, которую я для него придумала! — восклицает Мэгги. — Я первая сказала, что ему следует следить за волосами. На самом деле это я превратила его в привлекательного парня, а теперь его хотят другие девчонки. Я его сделала. А он мне чем отплатил? Это, вопиющее безобразие.
— Послушай, Мэгги. Ты ни в чем не виновата. Питер — обычный мальчик. Самое правильное — смотреть на парней, как будто это электроны, элементарные частицы. У них есть заряд, положительный или отрицательный. И им всегда требуется ниша, в которую их этот заряд затягивает…
— Ты что, о члене говоришь? — спрашивает Мэгги, пристально глядя на меня.
— Нет, ну не о члене, это было бы слишком, — отвечает за меня Мышь, присоединяясь к моей теории. — Мы говорим не о материальных вещах. Скорее, о первобытной энергии…
Мэгги скрежещет зубами:
— Он идет с ней на выпускной вечер.
На меня наваливается такой груз вины, что приходитсяопереться о стойку. Нужно рассказать Мэгги всю правду. Она, наверное, после этого больше никогда не будет со мной разговаривать, но…
К нам бочком подходит мужчина и садится на табурет рядом с Мэгги.
— Похоже, вы очень расстроены, — обращается он к Мэгги, деликатно прикасаясь к ее руке. — Вы позволите мне вас чем-нибудь угостить?
А? Мы с Мышью переглядываемся и смотрим на Мэгги.
— Почему бы и нет, — говорит она, поднимая пустой бокал. — Наполните его.
— Мэгги, — предупреждаю я ее.
— Что? Я хочу выпить.
Я смотрю на нее, распахнув глаза и стараясь донести до нее тот факт, что мы не знаем этого парня и, следовательно, не должны допускать, чтобы он угощал нас выпивкой. Но послание мое до нее не доходит.
— Водки, — говорит она с улыбкой. — Я пью водку.
— Простите, — спрашивает мужчину Мышь. — Мы знакомы?
— Не думаю, — отвечает он, обворожительно улыбаясь.
Он не стар, ему, наверное, около двадцати пяти лет, но для нас он слишком взрослый. На нем толстовка в белую и синюю полоску и блейзер вроде тех, что носят яхтсмены, с золотыми пуговицами.
— Меня зовут Джексон, — говорит он, протягивая руку для приветствия.
Мэгги пожимает ее.
— Меня зовут Мэгги. Это — Кэрри и Мышь.
Она икает и поправляется:
— Я хотела сказать, Роберта.
— Приятно познакомиться, — отвечает Джексон, поднимая бокал.
— Повторите, пожалуйста, моим новым друзьям, — просит он бармена.
Мы с Мышью снова переглядываемся.
— Мэгги, — говорю я, похлопывая подругу по плечу. — Наверное, нам пора.
— Не раньше, чем я выпью, — отвечает она, пиная меня в лодыжку. — Кроме того, я хочу поговорить с Джексоном.
— Что вы здесь делаете? — спрашивает она мужчину, склонив голову.
— Я только что переехал в Каслбери.
Он кажется вполне разумным человеком, в том смысле, что не выглядит сильно пьяным. По крайней мере, пока.
— Я банкир, — добавляет он.
— О-о, банкир, — произносит Мэгги заплетающимся языком. — Мама всегда говорила, что нужно выходить замуж за банкира.
— Правда? — спрашивает Джексон, вытягивая руку, чтобы поддержать Мэгги за спину, так как есть риск, что она упадет с табурета.
— Мэгги, — говорю я отрывисто.
— Тсс, — отвечает она, приложив палец к губам. — Мне тут хорошо. Что, нельзя уже человеку себя хорошо чувствовать?
Она сползает с табурета и, воскликнув «Уборная!», пошатываясь, убегает. Спустя пару минут Джексон извиняется и тоже исчезает.
— Что нам с ней делать? — спрашиваю я Мышь.
— Думаю, надо закинуть ее на заднее сиденье машины, и ты отвезешь ее домой.
— Отличный план.
Но когда Мэгги через десять минут все еще нет, мы впадаем в панику. Идем в уборную, но там ее тоже нет. Рядом с туалетом находится небольшой коридор, а в конце его — дверь, ведущая на стоянку. Мы выскакиваем на улицу.
— Машина на месте, — говорю я с облегчением. — Далеко уйти она не могла.
— Может, она спит на заднем сиденье?
Может, Мэгги, конечно и спит, но с ее машиной при этом происходит что-то непонятное. Она размеренно покачивается, и стекла как-то странно запотели.
— Мэгги? — кричу я, стучась в заднее окно. — Мэгги?
Мы пытаемся открыть двери. Они все заперты, за исключением одной.
Я рывком открываю ее. Мэгги лежит на заднем сиденье, Джексон — на ней.
— Черт! — восклицает он.
Мышь просовывает голову внутрь вслед за мной.
— Ты что тут делаешь? Убирайся! Вон из машины!
Джексон старается нащупать над головой ручку двери. Ему удается отпереть ее, и, когда дверь неожиданно распахивается, он вываливается на мостовую. Половина одежды, как я с облегчением замечаю, все еще на нем. Мэгги тоже почти одета.
Мышь подбегает к нему и кричит прямо в лицо:
— Ты что, извращенец?
— Спокойно, — отвечает Джексон, отстраняясь. — Это не я затеял. Она сама хотела…
— Да мне плевать, — рычит Мышь. Она поднимает свитер и бросает в Джексона: — Забирай свой свитер и убирайся отсюда, пока я не вызвала полицию. И чтобы я тебя больше не видела!
Джексон, прикрываясь одеждой, поспешно удаляется.
