Его радостное настроение показалось ей невыносимым, и она выпалила с насмешкой:
— Да найдется ли кто-нибудь повыше меня во всем этом королевстве?
— Надеюсь, что кто-то да окажется повыше. — Он рассмеялся. — Вот войдем в нашу спальню и увидишь — кто.
Силван покраснела. Вся, от того места, где кончались ее доходящие только до колен чулки, И до самых корней волос.
— Серьезным ты быть не можешь.
Его ладонь коснулась ее щеки, а карета затряслась И встала.
— Поживем — увидим. Лакей постучал в дверцу кареты.
— Можно открыть дверь, ваша милость? Ранд не упустил случая еще раз посмеяться над Силван, понимающе ухмыльнувшись прямо ей в лицо.
— Можно, можно.
В карету ворвался лондонский воздух, и а тот же миг Ранд выскочил на улицу, а потом, уже с улицы, наклонился внутрь и схватил ее в охапку.
Она не могла и пошевелиться, боясь, что обнаружится ее разорванное платье, но на него она все равно глянула осуждающе.
— Да не хочу я.
— Но, дорогая. — Он рывком преодолел ступени перед распахнутой дверью парадного и, чуть помешкав на пороге, шагнул внутрь.
— Помни свой обет.
Ранд наклонился над Силван, раскинувшейся в постели, и, взяв ее голову обеими руками, сказал:
— Четыре раза.
— Что? — Она откинула локоны, закрывавшие ей глаза.
— Вчера ночью в карете я гадал, сколько раз мне придется ублажать тебя, прежде чем ты позволишь снова почувствовать твою радость, ну, когда вся твоя скованность исчезнет. — Она глядела на него широко распахнутыми глазами, а он склонился к ней, чтобы прошептать прямо в ухо:
— Четыре раза мне потребовалось.
— Ты хочешь сказать… Я… — Силван густо покраснела. — Я.., так громко кричала?
— Вовсе нет. Мне очень нравились эти твои стоны. — Он пробежался пальцами по ее слегка раскрытым губам. — Я только хотел знать, сколько преград мне придется еще пробить, прежде чем ты доверишься мне и позволишь любить тебя такой, какая ты есть.
Виноватый вздох был ответом на его слова. Когда он начал вчера ночью, он знал, что есть такие глубины в душе Силван, которые она не захочет перед ним обнажать, но он надеялся, что его любовное искусство сбросит с нее не только ее одежды, но и ее предубеждения, снимет все ее внутренние запреты, так что и душа ее откроется ему тоже.
Но верный ли путь им избран? В самом ли деле женщинам приятно быть игрушкой в руках искусного любовника и полностью подчиняться ему? Может быть, он плохой любовник, а может быть, Силван боится довериться ему?
Но почему? Понять этого он никак не мог. Она уже знала причины, вынудившие его так жестоко обойтись с нею, чтобы заставить ее уехать из Клэрмонт-курта. Верно, отец ее — холодноват, и она могла перенять у него эту осторожность в делах с чужими людьми, но какой же он ей чужой? Он хочет быть тем единственным, которому она отдается всем сердцем.
Ранд улыбался, но губы его были плотно сжаты.
— Еще несколько преград, кажется, есть. Почему бы их не убрать сейчас? К чему лишние хлопоты? Все равно, в конце концов победа будет за мной.
— Не понимаю, о чем ты. Никаких особенных препятствий я не сооружала. — Голос Силван звучал достаточно невинно, но глаза она отвела. Стараясь отвлечь внимание Ранда, она окинула взглядом комнату и охнула:
— Ну и ну! Что же это мы такое ночью творили?
А он-то думал, что его молодя женушка будет стесняться при мысли о том, как весело провели они эту ночь. Ранд самодовольно ухмыльнулся:
— А что этажом ниже было, помнишь?
— Ох да, помню.
Она юркнула под одеяло и натянула его себе на голову, словно только так можно было стереть эти воспоминания. Но память — не грифельная доска.
— Тебе не стоило опрокидывать подсвечник на обеденном столе. Он соскользнул и потянул за собой скатерть со всем, что на ней было.
— А я и не заметил. — В самом деле в тот момент он не видел никакого стола. — Ты меня околдовала.
— И тут я виновата.
— Ну, интересно, а кто меня соблазнял?
— Я просто пыталась хоть что-то одеть на себя.
— А я про что говорю? Ты меня соблазняла. — Она только залепетала в ответ что-то невнятное, и тут Ранд сказал:
— Мы сегодня отправляемся в Клэрмонт-курт.
Силван тут же умолкла и переменилась в лице.
— Не хочу я в Клэрмонт-курт.
Изумившись, он изучающе поглядел на нее.
— Но почему?
— Могу я попросить чашку чая? — Она явно не желала отвечать.
Кивнув, он отошел к двери, позвал горничную и сделал соответствующие распоряжения.
Стоило ему отойти, как Силван сразу почувствовала себя увереннее. Она поудобнее села на постели и приготовилась к объяснениям.
— Я думаю, тебе следует вернуться в Клэрмонт-курт одному, а я пока останусь здесь. Мне кое-что купить тут надо да и в гости кое к кому зайти.
Говорила она это очень нервно, сбивчиво, а Ранд терялся в догадках: что, собственно, она хочет этим сказать? Уж не боится ли она возвращаться в Клэрмонт-курт? Неужто его родня внушает ей такой страх?
— Ты что, испугалась?
Ее руки стиснули одеяло, и она подтянула колени к груди.
— Испугалась?
— Ну, того негодяя, что призраком притворялся, который Гарта убил и тебе угрожал.
— Я? Испугалась? — оскорбленно вскинулась Силван, но вдруг замолкла. — Да! Я боюсь призрака.
Ей пришлось противоречить самой себе. Он в этом был уверен. Не очень-то она боится мужчины, изображавшего из себя привидение, но чего-то она все-таки боится. Точно.
— Силван, в чем дело?
— Не хочу пострадать от этого безумца. Лучше я в Лондоне останусь.
— До конца дней наших?
Она потерла уголком простыни свой лоб. Чтобы вытереть пот? Или голова у нее болит? Или хочет спрятать свое лицо?
— Это, конечно, невозможно, я понимаю. Но хоть еще на несколько месяцев или по крайней мере до конца следующего сезона.
— Следующий сезон начнется только в мае будущего года, а закончится так и вообще только следующим летом. А я надеюсь отпраздновать Рождество в кругу семьи.
Силван молчала. Но Ранд не отступался.
— Мы с тобою муж и жена, и теперь, когда все наши затруднения разрешились, нам надо быть вместе. — И, сделав вид, что она его убедила, Ранд добавил:
— Я останусь с тобой в Лондоне. Если хочешь, мы можем пожить в доме твоего отца. Мы с ним еще как следует не познакомились.
