– Встретимся за ужином.
Оставшись одна, она мгновенно бросилась на кровать.
Верити внимательно осмотрела комнату. Впервые после своего похищения она осталась одна. Она должна воспользоваться случаем. Правда, сейчас, будучи связанной, она мало что могла сделать. Но герцог говорил о ванне и ужине. Конечно, ему придется развязать ее.
Если только он не собирается сам вымыть и накормить ее.
Дрожь пробежала по спине, и вовсе не от отвращения, как Верити ни было неприятно в этом признаться, а от мысли, что его большие ловкие руки станут намыливать ее обнаженное тело.
Вилла в Кенсингтоне славилась самыми современными ванными комнатами. Они с Кайлмором не раз испытывали на себе повышенную чувственность в этих комнатах. У нее перехватило дыхание при воспоминании о тех ощущениях, когда ее мокрое голое тело скользило по его телу, а вокруг них плескалась теплая вода.
Но тогда она была Сорайей. Теперь стала Верити. А суровая душа Верити не имела отношения к таким непристойным удовольствиям.
Чтобы отвлечься от воспоминаний, которые угрожали превратиться в гибельную слабость, она снова с принялась рассматривать комнату, большую и удобную, с нежным рисунком на обоях. Мебель красного дерева. Украшенная искусной резьбой каминная полка. Парчовые занавеси на окнах.
Все, к ее разочарованию, выглядело вполне обычным для богатого дома. Если бы она превратилась в ту девочку, какой была в детстве, то от изумления утратила бы дар речи при виде этих мягких, толстых, пестрых ковров и шелкового полога над кроватью, но женщина, которой она стала, не увидела в этой обстановке ничего особенного.
Верити, очевидно, должна благодарить Кайлмора за то, что он не швырнул ее в подвал. Такое было вполне возможно. Он явно был полон решимости унизить ее.
Наверное, он выбрал эту спальню, чтобы перед тем, как они поедут дальше, удовлетворить свою похоть на этом красивом розовом покрывале. Он сказал, что не тронет ее, но она не верила его слову. Тем более каждый жест подтверждал его едва сдерживаемое желание.
Она дрожала в ужасе перед тем, что он сделает с ней, боялась, что бездумно ответит на его страсть, как это произошло с опьяняющим поцелуем. Разве можно надеяться, что она устоит перед ним?
Он хотел, чтобы воспоминание об этом поцелуе мучило ее и не давало покоя, да так и случилось. Теперь она знала, как легко он мог настоять на своем, и это знание наполняло ее страхом.
Крепкая дверь, которую Кайлмор, уходя, запер за собой, открылась. Фергус и мускулистый парень втащили в комнату ванну. Женщина, очевидно, та самая Мэри, что встретила их внизу, вошла вслед за ними с мылом и кипой полотенец.
Распахнутая дверь за их спинами манила свободой, но в путах бежать не было смысла.
Верити молча наблюдала, как трое слуг наполняли ванну. По комнате распространился приятный запах, как будто на обоях и вправду распускалось множество розовых бутонов. Этот аромат создавал атмосферу невинности, не гармонировавшей с муками пленницы.
Она ожидала, что вновь появится Кайлмор, но, когда дверь закрылась, в комнате осталась только Мэри. Служанка подошла ближе, и Верити подумала, что с ее добрыми голубыми глазами и растрепанными седыми волосами она не походит на соучастницу преступления.
Мэри осторожно развязала путы на запястьях Верити.
– Я Мэри Маклиш, жена Фергуса, служу здесь экономкой. Позвольте мне помочь вам, мадам, – сказала она с мягким шотландским акцентом.
Она обращалась к Верити с тем же французским «мадам», что и Фергус при их приезде. Это подходило и для сбежавшей любовницы, и для любого другого случая, предположила Верити. Английский эквивалент «миледи» был бы до смешного неуместен.
Когда Мэри опустилась на колени, чтобы развязать ноги Верити, на ее бесстрастном лице невольно промелькнуло сочувствие. Понимая, что шанс получить союзника может улетучиться в любую секунду при появлении Кайлмора, Верити набралась храбрости и заговорила.
– Герцог похитил меня. Я оказалась здесь против своей воли. Пожалуйста, вы должны помочь мне убежать, – тихо и умоляюще сказала она.
Она сомневалась, что герцог унизится до подслушивания через замочную скважину. Но кто знает? Верити, к примеру, никогда не думала, что он способен на похищение.
Руки Мэри на мгновение застыли в воздухе, а затем продолжили снимать с Верити полусапожки и чулки.
– Моя семья и я всем обязаны его светлости. Мне очень жаль вас, мадам, но я не могу поверить, что герцог действительно хочет причинить вам зло. – Мэри встала с колен. Она не поднимала глаз, как будто не могла равнодушно смотреть на страдания Верити, знала, что если посмотрит, то должна будет что-то сделать. – Я помогу вам снять платье.
– Но он действительно желает мне зла. Он так и сказал. Вы видели, как он обращается со мной. – Верити беспомощно взглянула на бесстрастное лицо. В отчаянии она наклонилась и схватила руку Мэри. – Пожалуйста, умоляю вас. Помогите мне! Ради Бога, вы должны мне помочь.
– Не следует поминать имя Божье всуе, – с неодобрением сказала Мэри. – Повторяю, я всегда буду на стороне герцога.
Но Верити не сдавалась. Возможно, это был единственный момент, когда она могла бы сбежать от своего тюремщика. От волнения она заговорила дрожащим голосом.
– Он связал меня. Он вырвал меня из семьи. Он угрожал изнасиловать меня. Конечно, вы как женщина…
Глаза Мэри беспокойно забегали, словно в испуге, что сейчас появится Кайлмор и выгонит ее без рекомендательного письма.
– Я не хочу ничего слышать, вы наговариваете на него, мадам. Его светлость спас всю мою семью от нищеты и голода. В этом доме не найдется ни одного Маклиша, который не умер бы за него. – На этот раз она посмотрела на Верити с искренним сочувствием. – Мне очень жаль, что вы дошли до такого состояния, но я не могу вам помочь. А теперь, пожалуйста, встаньте, и я помогу вам вымыться.
– Если вы не поможете мне бежать, значит, будете так же виновны, как и ваш хозяин, – язвительно бросила Верити, хотя уже поняла, что напрасно теряет время.
Мэри была слепо предана Кайлмору, и ничто не могло сломить эту преданность.
Лицо Мэри раскраснелось.
– Может быть, все так, мадам. Но я… не могу помочь вам. Не знаю, как объяснить. – Она разволновалась, и шотландский акцент зазвучал сильнее. – Пожалуйста, не просите меня идти против его светлости.
Гнев и разочарование душили Верити. С отвращением, которое она чувствовала скорее к хозяину, чем к самой Мэри, Верити отбросила руку женщины от пуговиц на лифе своего черного платья. Она должна надеяться только на себя. Опять.
– Оставьте меня, – ровным голосом приказала она.
Мэри встревожилась.
– Его светлость велел мне прислуживать вам.
