Ему так хотелось вернуться к достижению этой простой цели.
После того как Верити гордо покинула гостиную, Кайлмор не удивился, найдя ее сидевшей у окна и готовой к борьбе. Она не сменила свое роскошное платье, надетое к обеду. Прекрасное лицо выражало упрямую непокорность.
Может быть, то, что он не обращал на нее внимания в это утро, навело ее на мысль о возможности уговорить его отказаться от планов мести.
Глупа же она, если поверила в это. Кайлмор был разгорячен и испытывал вожделение к единственной женщине, способной удовлетворить его.
– Ваша светлость, – произнесла она, не вставая с места и не проявляя никакой радости от его появления.
– Раздевайся и ложись в эту проклятую постель, – тихо приказал он с порога.
Знакомое выражение недовольства сменило минутную слабость, которую, казалось, герцог заметил в ее глазах.
– Я вижу, ваша светлость не располагает временем, – резко сказала она. – Почему бы мне не поднять юбки и не прислониться к стене? Таким образом, это дело займет у вас не более пяти минут.
– Не груби мне, Верити. – Он сорвал шейный платок и, швырнув его на пол, шагнул к ней. – Тебе не понравится то, к чему это приведет.
– Мне уже это не нравится, – холодно ответила она.
В эту минуту он без труда узнал в ней Сорайю. Только Сорайя никогда не отказывала ему.
Он бросил на нее уничтожающий взгляд, мгновенно приводивший к повиновению любого, за исключением этой хрупкой пленницы.
– Лгунья. Тебе вчера очень даже понравилось. Я только не могу понять, зачем ты исполняешь этот сложный менуэт перед тем, как мы оба получаем то, чего хотим.
– Я не хочу вас, – ровным голосом сказала она. – Вы всегда путаете мои действия по необходимости с тем, что бы я ни делала, следуя своим наклонностям, если бы была свободной.
– Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь. В душе ты чувственное создание, моя дорогая. Что и сделало тебя великой куртизанкой. Ты оживаешь от моего прикосновения. Всегда.
Она смотрела на него ледяным взглядом. Он сел на кровать и протянул к ней ногу.
– Помоги мне снять сапоги.
Она встала, ее глаза засверкали от ярости.
– Снимайте сами.
Он пожал плечами и взялся за сапог.
– Как хочешь.
Он взглянул в ее сторону, она стояла гордая и застывшая, как статуя. Надо признать, что по осанке с ней не могла сравниться ни одна леди. Где она научилась этим величественным манерам? Наступит день, когда она ему расскажет об этом, пообещал он себе.
– Знаешь, ты понапрасну теряешь время, – заметил он, оставив любопытство до лучших времен. – Что бы ты ни говорила, ты не выведешь меня из себя, и я не уйду в гневе.
Удивительно, по ее пухлым губам пробежала презрительная улыбка.
– Я видела вашу светлость и в более уравновешенном состоянии духа.
– Есть и другие способы выразить дурное настроение, чем приступ упрямства, – вкрадчиво сказал он и с удовольствием увидел, как ее недолгая уверенность сменилась тревогой.
Он не преминул воспользоваться своим неожиданным преимуществом.
– Я просил тебя снять одежду.
– По-моему, не было никакой просьбы, – возразила она.
Он отшвырнул в сторону сапоги, и они с громким стуком ударились об пол. Кайлмор был аккуратным человеком. Это качество он старательно воспитывал в себе как часть самообладания. Но сейчас герцог хотел, чтобы она видела, что все в этом доме принадлежит ему, включая и ее, и что он обращается со своей собственностью как ему заблагорассудится. Он уверенно направился к ней. Верити невольно отступила на шаг, но, набравшись храбрости, снова застыла.
Напрасная храбрость. Лучше бы ей бежать отсюда без оглядки. Но она уже пыталась это сделать прошлой ночью, и это лишь отсрочило ее неизбежное поражение.
Кайлмору был известен каждый потайной уголок в имении. Когда у его отца наступал приступ безумия, жизнь Кайлмора зависела от умения исчезать. Он часто пользовался прогалиной в кустарнике, потому что она была близко от дома.
Верити вздернула подбородок и гневно взглянула на герцога.
– Кайлмор, не делайте этого.
Он с облегчением заметил, что в ее словах было скорее требование, чем просьба. Ему нравилось, когда она вела себя как дерзкая любовница. Когда она грустила, он чувствовал себя самым отвратительным червем из всех ползавших по земле.
Боже, он снова делит. Это была одна женщина, а не две.
– Мольбы бесполезны, и ты это знаешь, – спокойно сказал он.
– А разве вы не принуждаете меня? Какое в этом может быть удовлетворение?
Он рассмеялся и ответил с иронией:
– Не так уж ты наивна. Мы оба знаем, что дело не в удовлетворении. Я могу даже сказать, что твое упорство возбуждает меня. Сорайя всегда была так… податлива.
Что-то похожее на стыд вспыхнуло в ее серых глазах, но, к ее чести, Верити не дрогнула.
– Значит, если я без возражений раздвину ноги, вы откажетесь от этой игры?
Разве это была игра? В этот момент, казалось, решался вопрос жизни и смерти.
Но Кайлмор всегда был рабом своего желания обладать ею. Невероятно, но это обладание лишь делало его цепи еще тяжелее.
– Давай попробуем и посмотрим, хочешь?
– Будьте вы прокляты, – сказала она тихим дрожащим голосом, сжимая руки в кулаки.
Она вырвалась, взметнув малиновые юбки.
Он схватил ее за плечо, чувствуя в ней гибкую силу, и повернул лицом к себе. Верити не была слабой. Но она должна понять, что он всегда будет сильнее.
– О нет. Сегодня я не буду гоняться за тобой по кустам, моя дорогая, – медленно произнес он. – Мы оставим это развлечение для другого случая.
– Я вам не игрушка, – возразила она.
– Недавно, когда ты лежала подо мной, я начал в этом сомневаться, – грубо сказал он.
Она резко втянула воздух, что могло бы послужить ему предупреждением. Затем подняла руку и с силой ударила его по лицу.
Пощечина громко прозвучала в неожиданно наступившей тишине. Верити с рыданием выдохнула и стала отчаянно вырываться из его рук. Лицо Кайлмора горело, он грубо встряхнул ее.
– Ты пожалеешь об этом, – сквозь зубы процедил он.
– Я жалею, что встретила вас! – не сдержавшись, выкрикнула она.
– Ты не одинока в этом чувстве.
– Тогда почему вы не отпустите меня? Покончите с этим злом, пока оно не погубило нас обоих.
Он чувствовал, как коварная улыбка расплывается по его лицу.
