— Они мои сводные братья, — продолжила она, опустив голову. — Мой отец умер, когда мне было шестнадцать. Мать вышла замуж вторично. У ее мужа были два взрослых сына, которые возненавидели меня с первого взгляда.
Гидеон подвинулся к ней, словно даже здесь, на этом пустынном пляже, стремился защитить ее от семейного насилия. Его сжигала ярость — он готов был убить всякого, кто угрожал ей. Голос его охрип от ярости. Наконец он узнал ее тайну. Наконец понял, с кем им придется иметь дело.
— Те скоты, что избили вас?
— Да.
Сара замолчала. Продолжила она с явной неохотой:
— Моя мать умерла вскоре после того, как вышла за моего отчима. Выбор ее был не самым удачным. Муж оказался пьяницей, игроком, никчемным человеком. С самого начала открыто изменял ей.
У Гидеона сводило нутро при виде страдания на ее лице. Он видел, что она очень старается не показывать, как ей больно. Любой другой мужчина на его месте обнял бы ее, успокоил. Но конечно, мужчиной его можно было назвать лишь условно.
— И вы жили в этой медвежьей берлоге с шестнадцати лет?
Сара покачала головой и бросила ракушку на песок.
— Для них я была еще одним ртом, и все. После смерти моей мамы я уехала к сестре моей бабушки в Бат. Она-то и пыталась привить мне хорошие манеры. Тетушка Джорджиана была самым решительным образом настроена на то, чтобы найти мне самую лучшую партию. Во время сезона в Бате жизнь бьет ключом.
— Уверен, что недостатка в ухажерах у вас не было.
Глупо испытывать ревность к незнакомым мужчинам, которые флиртовали и танцевали с ней.
Она пожала плечами и посмотрела на волны. Лицо ее порозовело. Он изучал ее профиль. Те мужчины видели в точности то, что видел сейчас он. Невинность. Благородство. Красоту. И свежую, благоухающую чувственность, которая влекла его, как влечет ароматный цветок пчелу.
Гидеон считал себя неподвластным женским чарам. Стоило ему прикоснуться к женщине, как его бросало в дрожь. И все же эта девушка обещала такую страсть, которой даже он не мог сопротивляться.
— Мой отчим свалился с лестницы в пьяном угаре и сломал себе шею. Мои сводные братья получили от него в наследство одни долги. И все, что они могли выжать из того, что были названы моими опекунами в завещании.
Так вот оно что. Будучи ее законными опекунами, сводные братья имели право вернуть Сару под свою опеку. Неудивительно, что она так не хотела посвящать незнакомца в подробности. Дав ей приют , Гидеон нарушил закон. Уже это одно могло заставить многих людей передать ее властям, как бы они к ней ни относились.
— Выходит, по закону вы в их власти.
— Да, к несчастью. После того как они забрали меня у тетушки Джорджианы, они стали строить планы, как выдать меня замуж.
Налетел ветер, и длинная прядь упала ей на лицо. Она машинально смахнула ее. Она была на грани срыва — ее выдавал голос.
— Когда они поняли, что я не настолько наивна, попытались заставить меня целиком им подчиниться. Я была лишена возможности отправлять и получать письма. Никаких газет. Меня не выпускали из города. Вначале придумывали всевозможные отговорки. Потом начались угрозы.
Бедное дитя. Ей оставалось полагаться лишь на силу духа и хитрость в ситуации, где грубая сила решает все.
— Вы не могли подкупить слуг, чтобы переслать письмо?
Она покачала головой:
— Слуги знали, что жалованье они получат лишь в том случае, если меня выдадут замуж.
Жгучая потребность сделать из ее сводных братьев желе была настолько сильной, насколько сильным было желание схватить ее в объятия и целовать до бесчувствия.
— Полагаю, чем ближе было ваше совершеннолетие, тем больше ими овладевало отчаяние.
Она остановилась и посмотрела ему в глаза. Одной рукой она убрала волосы с лица. Ветер окончательно растрепал ее косу.
— По наивности я считала, что они все же останутся джентльменами. Они урезали мой рацион. Заперли меня в комнате. Вначале меня били несильно, стараясь не оставлять синяков. Не могу представить, отчего они боялись оставлять синяки. Не могу сказать, что слуги ни о чем не знали. А кроме слуг, меня никто не видел.
Она замолчала, словно ждала от Гидеона комментариев. Но он был так зол, что не мог произнести ни слова.
— По крайне мере насилие было честным. — Голос ее дрожал от гнева. Она сжимала кулаки. — Хуже было, когда они начинали убеждать меня в том, что хотят выдать меня замуж ради меня самой. От этого меня тошнило.
Она поспешила отвернуться и вновь уставилась на волны, чтобы он не увидел, как горели гневом ее глаза. Но он успел увидеть все, что хотел.
— Проклятые щенки, — пробормотал себе по нос Гидеон.
Реакция была неадекватной. Но разве хоть какая-то реакция могла бы считаться адекватной тому, через что ей пришлось пройти?
— В последний день моего пребывания в Уинчестере они впервые решились избить меня по-настоящему, побоями заставив подчиниться. Перед тем как Хьюберт стал избивать меня, Феликс сказал, что мне следует избавить всех от проблем и сдаться до того, как они устроят мне настоящую трепку.
— Разумеется, вы послали их к черту.
— Да. Но тогда…
Впервые она запнулась и уставилась вниз, на песок под ногами.
— Феликс сказал…
Гидеон почувствовал, что у него свело живот. Он представил себе, что за этим последовало. Неудивительно, что она была так напугана в Уинчестере.
— Вам не обязательно говорить мне об этом.
Он сжался от ее взгляда, столько в нем было доверия. Она смотрела на него так, словно верила, что он может свернуть горы. Видит Бог, он все отдал бы за то, чтобы быть тем мужчиной, каким она его считала.
Она покраснела от стыда.
— Феликс сказал, что они опоят меня опием и позволят моему ухажеру лишить меня девственности. Я сказала им, что они могут делать все, что хотят. Ничто не может меня заставить выйти за него.
Его желание убить ее сводных братьев поднялось выше, сдавило ему горло.
— Это было безрассудно.
Она судорожно сглотнула и продолжила:
— Я знала, что они меня не убьют. Если я умру, деньги перейдут моей троюродной сестре, старой деве, которая всю жизнь прожила в Италии. Я ни разу с ней не встречалась.
— Они вас заставили?
— Нет. Но Феликс сказал, что они будут насиловать меня по очереди. Все трое. Хьюберту этот план не понравился, но Феликс всегда умел добиться своего.
Она глубже спрятала руки в складки юбки:
— Хьюберт ударил меня так, что я потеряла сознание. Всего на несколько секунд. Когда я очнулась, они снова принялись меня убеждать подчиниться им. Я не соглашалась, и потому Феликс в гневе выскочил из комнаты, а следом за ним и Хьюберт. Тогда они впервые забыли запереть дверь. Возможно, из-за того, что я до этого не предпринимала никаких попыток сбежать, они поверили в то, что я не смогу и не захочу попытаться выбраться из этого кошмара. Пока они спорили внизу, я пробралась в другую комнату и из окна перебралась на дерево — под окном рос дуб. Слава Богу, я знала окрестности достаточно хорошо для того, чтобы добраться до главной дороги, которая ведет из Уинчестера.
