— И поэтому он прочитал мне проповедь о долге и о радостях материнства? Только представь: я должна стать матерью кучи лысых ребятишек!
— Лысых? Твой пруссак к тому же еще и лыс? — засмеялся Родерик.
— Или бреет голову. Мне было не особенно интересно это выяснять, — рассеянно хмурясь, отозвалась Джулиана. — К тому же он великан. Будь прокляты все мужчины, особенно играющие в политику. Почему папа не мог прямо мне сказать?
— Он щадил твои чувства. Ты бы на него обиделась, если бы заподозрила, что он не хочет выдавать тебя замуж за прусского кронпринца не из отцовской заботы, а потому, что Пруссия имеет привычку поглощать страны помельче. Он не мог рисковать. Ты бы наздо ему начала поощрять лысого великана.
— Я не так глупа!
— Нет, но, к сожалению, чертовски легкомысленна. Ты же не станешь этого отрицать?
— Именно это, — злорадно сообщила брату Джулиана, — отец всегда говорит о тебе.
— В самом деле? — грозно нахмурившись, осведомился Родерик.
Мара почувствовала, что назревает грандиозная ссора, и торопливо вмешалась:
— Если я вас правильно поняла, Джулиана, ваш пруссак сейчас идет по вашим следам?
— Эрвин не блещет умом, но в упорстве ему не откажешь. Если он узнает, куда я направилась, он последует за мной.
— Тем более что ты любишь путешествовать с пышностью…
— У меня было всего двое верховых и два лакея на запятках, да еще моя горничная и сопровождающий в багажной карете.
— Почему было не привязать бубенчики к карете и не нанять глашатая, загодя возвещающего о твоем прибытии? — усмехнулся Родерик.
Джулиана втянула в грудь побольше воздуха для достойного ответа, но тут ее внимание привлекло движение в открытых дверях. В дверь вошел озабоченный и хмурый Лука. Пе-кинес залаял, еще глубже спрятавшись под юбки хозяйки. Она наклонилась и подхватила собачку, приговаривая:
— Тихо, Софи, тихо.
Стараясь не глядеть на Джулиану, Лука обратился к Маре:
— Багаж госпожи был выгружен, как приказано, и внесен в дом. Но возникли трудности с ее размещением.
— Какие? — спросила Мара.
Лука еще больше смутился.
— Как выяснилось, в Париже она всегда пользуется апартаментами, которые мадемуазель… Дело в том, что…
— Я поняла, — сказала Мара. — В таком случает мои вещи следует вынести.
В тот же самый момент заговорила Джулиана:
— В этом крыле имеются и другие апартаменты. Мне подойдут любые — было бы где голову преклонить.
Родерик покачал головой:
— Какое благородство! Я был бы тронут до слез, если бы мне не было достоверно известно, что преклонять голову ты предпочитаешь на пуховой подушке в шелковой наволочке, желательно с монограммой.
Не обращая на него внимания, Мара продолжала:
— Я ни в коем случае не займу ваше место.
— Еще одна благородная дама, — заметил Родерик, обращаясь к Луке.
— И я — ваше, — столь же решительно ответила Джулиана.
— Я вас уверяю…
Джулиана повернулась к Луке:
— Скажите этой дуре — моей горничной, чтоб перестала суетиться и внесла мои вещи в любую удобную спальню.
Лука поклонился.
— Я вызову слугу и передам ваше поручение.
— Благородство по-цыгански, — пробормотал Родерик.
— О, — воскликнула Джулиана, пристально глянув на высокого черноволосого мужчину, и повернулась к брату, — какие странные порядки ты тут завел! Любовница, которая любовницей не является, и гость, ночующий во дворе!
— К этому списку я должен добавить родственницу, которой постоянно приходится напоминать о хороших манерах. И он представил свою сестру цыгану.
Джулиана протянула руку Луке:
— Это я от усталости несу чепуху. Вы примете мои извинения?
У нее была теплая, заразительная улыбка и непринужденные манеры, начисто лишенные высокомерия. Лука поднес ее руку к губам, встретился взглядом с ее сверкающими голубыми глазами, и на лице у него появилось ошеломленное выражение, словно его оглушили тяжелым ударом в челюсть.
— Всем сердцем, ваше высочество, — ответил он.
Только теперь Мара сообразила, что эта девушка, державшаяся так просто и даже фамильярно, — самая настоящая принцесса. Надо было сделать реверанс, когда их знакомили. Но теперь уже было слишком поздно.
— Возможно, мне удастся уговорить вас проводить меня в мою комнату? — спросила она у Луки. — Не то чтобы я боялась споткнуться в коридоре, но здесь очень темно. Ветер такой, что половина свечей в жирандолях погасла, а их и так было слишком мало. В этих старых домах вечно не хватает света.
— Я жду ваших распоряжений, — Лука отвесил ей самый церемонный поклон, на какой только был способен.
— Но не приказов? — Джулиана послала ему обольстительный взгляд исподлобья.
— Мне никто и никогда не приказывает.
— Смелое заявление. Я восхищаюсь силой духа в мужчинах.
Они вместе вышли за дверь.
— Минутку! — окликнул их Родерик. Повернувшись к Маре, он тихо сказал: — Если нагрянет пруссак, боюсь, как бы нам не пришлось извлекать цыганский нож у него из спины.
Мара согласилась, но ее мысли были заняты другим: она исподтишка следила за Родериком. Он поднес ее руку к губам и поцеловал ладонь.
— В любом случае, — продолжал он, — вы, похоже, потеряли вашу тень, вашего верного рыцаря. Вам жаль?
— Вряд ли его можно было так назвать.
Лука и Джулиана стояли в дверях. Они разговаривали, смеялись, не замечая ничего и никого вокруг.
— Худо-бедно, но он все-таки исполнял эту роль. Однако он чувствителен к женской красоте, наш Лука. Впрочем, не он один. Я тоже, кажется, подвержен этой слабости, простительной для мужчин, но в данном случае неразумной.
— Почему вы так считаете?
Принц крепко сжал ее руку, но она видела по его глазам, что сейчас он отошлет ее прочь.
— Я чувствую в вас невинность, обмануть которую было бы непростительным грехом. Вы меня за это возненавидите, если, вернув себе память, обнаружите, что вы чья-то любящая жена или невеста.
Он не хотел оставить ее у себя, думая, что она не знает, кто она такая. А если бы она сказала ему правду, он бы ее и вовсе прогнал. В сложившейся ситуации заключалась своя ирония, но сейчас Мара была просто не в состоянии ее оценить.
— Вы ошибаетесь, — вот и все, что она могла сказать.
— Уж лучше я ошибусь, чем вы проведете остаток жизни в горьких сожалениях. — Она вновь собиралась возразить, но он повысил голос: — Шери проводит вас обоих и пожелает спокойной ночи.
