Надо его остановить, твердил ей слабый голос рассудка. Она бы так и сделала… если бы могла найти в себе силы. Она его не понимала, не доверяла ему. Он был сложным человеком, с ним трудно было сблизиться, его трудно было по-настоящему узнать. А то немногое, что она успела о нем узнать, пугало ее. И теперь она дрожала не только от холода.
Родерик ловкими, уверенными движениями расстегнул крючки, нежно провел теплыми кончиками пальцев по ее позвоночнику. Ее кожа была так чувствительна, что каждое легкое прикосновение оставляло за собой обжигающий след. Mapa стояла неподвижно, почти ни о чем не думая, словно завороженная, пока не почувствовала, как он дергает за шнуровку корсета.
Она вздрогнула и отшатнулась, но его сильная рука, подобно удаву, обвилась вокруг ее талии, он быстро расшнуровал корсет и завязки, на которых держались нижние юбки. Только после этого он отпустил ее. Она резко повернулась к нему. Прочитав укор в ее глазах, он заметил:
— Непоследовательность — имя тебе, женщина. А может быть, нежная сцена обольщения, имевшая место позавчера, мне приснилась?
— Позавчера эта сцена тебя не прельщала. Что же изменилось с тех пор?
— Ошибаешься. Прельщала, еще как!
Позавчера что-то его удержало. Теперь он перестал сдерживать себя. Что же изменилось за это время? В душе у Мары зародилось подозрение — настолько ужасное, что у нее мурашки пошли по коже. Неужели он узнал правду?
Словно откуда-то издалека донесся стук в дверь спальни. Родерик бросил взгляд в том направлении.
— Это, должно быть, Сарус, — невозмутимо пояснил он. — Я выйду на несколько минут, мне надо с ним поговорить. Когда я вернусь, рассчитываю найти тебя в ванне. Если нет — раздену догола и сам брошу тебя в воду.
Он не шутил: на этот счет у нее не было никаких сомнений. На миг Мара застыла в нерешительности. Гордость и страх боролись в ней с острой потребностью в тепле и жестокой необходимостью завоевать расположение этого человека. Выбора у нее не было. Она торопливо выскользнула из своей промокшей одежды, перешагнула через сочащуюся влагой груду тряпок на полу и забралась в дымящуюся горячей водой ванну. Ее трясло от запоздалого шока. Она села так низко, что вода поднялась ей до плеч. Мокрые волосы поплыли по воде, развернулись веером и образовали что-то вроде черного кружевного занавеса, скрывшего от глаз белые полушария ее грудей. Обхватив себя руками, Мара закрыла глаза и прижалась лбом к коленям. Она сама не догадывалась, до какой степени замерзла, пока не погрузилась в теплую воду, и даже сейчас холод, поселившийся у нее внутри, был сильнее согревающей кожу воды.
— Вот, выпей это.
Подняв взгляд, она увидела склонившегося над ней Родерика. Под мышкой он держал пару сложенных одеял, в другой руке у него был маленький серебряный поднос, на котором стояли две большие серебряные чашки с какой-то дымящейся жидкостью.
— Что это?
— Об этом знают только Сарус и всевышний. Пей.
Одна лишь мысль о чем-то горячем оживила Мару. Она взяла чашку с подноса и поднесла ее к губам. Но стоило ей отхлебнуть глоточек, как она закашлялась. Питье оказалось таким крепким, что у нее перехватило дух. Родерик уже успел отойти от ванны, поставить чашку было некуда, разве что приподняться над краем, представ перед ним обнаженной.
— Можно подумать, — сказала она, задыхаясь, — что сюда намешали все известные в природе крепкие напитки, добавили сахара и подогрели.
— Довольно точное описание моряцкого пунша.
— Забери, — она протянула ему чашку.
— Только пустую.
Мара подумала, не бросить ли чашку на пол, но вместо этого оглянулась на камин, прикидывая расстояние. В чашке столько спирта… славный будет фейерверк.
— Осталась еще моя, — сказал Родерик, в точности угадав ее мысли. — Тебе она нужна больше, чем мне.
— Если это еще одна попытка меня разозлить, она блестяще удалась!
Он посмотрел на ее разгоряченное лицо, заглянул в мечущие искры серые глаза.
— Рад это слышать. Я собирался всего-навсего прогнать простуду.
— В самом деле? А потом? — Мара осторожно отпила еще один маленький глоточек.
— А потом принять ванну. Если, конечно, у тебя хватит сил ее покинуть.
Ответа не последовало. Она обдумывала его слова, потягивая адскую смесь и откинувшись на спинку ванны. Тепло разливалось по ее телу, по рукам и ногам. Страшное напряжение, сковавшее ее, стало постепенно уходить. Но Мара чувствовала себя усталой, страшно усталой. Ее мозг был не в состоянии обдумать внезапную перемену, произошедшую с Родериком. Ей уже было все равно. Он отошел и остановился где-то у нее за спиной. Судя по звукам, она решила, что он добавляет поленья в камин. Пламя трещало и брызгало искрами, наполняя комнату своим теплым светом. К аромату сандалового мыла примешивался стоявший в воздухе густой запах дыма и горячего воска.
Мара вынула мыло из мыльницы, глотнула еще пунша и, поставив чашку в освободившуюся мыльницу, начала мыться. Она плеснула на себя горячей воды из кувшина, чтобы смыть мыло, выполоскала остатки речной воды из волос. Чувствуя, что вода остывает, она не стала задерживаться — взяла купальную простыню и поднялась на ноги.
Родерик наблюдал за ней, прислонившись к каминной полке, смотрел, как вода, искрящаяся в отблесках огня, стекает каскадом по ее стройной спине и по ногам. Волосы, доходившие ей до бедер, плотным шелковистым занавесом облепили ее кожу. Ему и в голову не приходило, что она забыла о нем, просто он подумал, что она смирилась с его присутствием как с неизбежностью и предпочла его не замечать. Такой вывод имел свои преимущества, но его нельзя было назвать лестным.
Осушив свою чашу с пуншем, Родерик отставил ее в сторону, потом взял одеяло, встряхнул его, чтобы разом расправить все складки, и поднес к огню. Когда Мара высушила полотенцем волосы, он подошел к ней и закутал ее в теплое одеяло.
— Спасибо, — не глядя на него, сказала она тихим, лишенным интонаций голосом.
Родерик не ответил. Повернувшись к ней спиной, он стащил с себя сапоги и расстегнул брюки. Мара, пристально глядевшая в огонь, услыхала, как он ступил в ванну и начал мыться. Очень осторожно и медленно она опустилась в кресло у камина и принялась пальцами расчесывать влажные волосы, захватывая и расправляя над огнем целые горсти, чтобы они скорее высохли. Она не обернулась, услышав, как плещется сзади вода. Родерик вылез из ванны. Он воспользовался той же купальной простыней, которую она отбросила. Мара не посмотрела на него и тогда, когда он потянулся из-за спинки кресла за своим халатом. Она слегка вздрогнула, когда он опустился на одно колено рядом с ее креслом и схватил прядь ее длинных, нагретых от камина волос.
— Они уже достаточно высохли.
— Достаточно для чего?
— Чтобы сослужить службу.
