— Но я совсем не против такой работы, мне это даже нравится.
— Рай среди капусты? Я полагаю, без этого удовольствия вы свободно сможете обойтись.
Мара различила нотки приказа в его голосе.
— Как вам будет угодно, сир.
Он бросил на нее долгий взгляд. Она столь же откровенно уставилась на него в ответ. Рольф выглядел необычайно солидно — серебристая седина и глубокие морщинки вокруг проницательных, умных и дерзких синих глаз. Вот так будет выглядеть Родерик через тридцать лет, подумала Мара, и сердце ее пронзила боль.
— Скажите мне, мадемуазель, Родерик докучал вам после праздника у цыган?
— Никоим образом, сир.
Они прекрасно поняли друг друга. Родерик не переступал порога ее спальни, не пытался назначить ей тайное свидание после той ночи в цыганской повозке с сеном. Мара сама не знала, плакать ей или радоваться. Она понятия не имела, чем это вызвано: волей человека, сидевшего сейчас рядом с ней, или особыми представлениями Родерика о чести.
— Верится с трудом.
— Возможно, вы не так хорошо знаете своего сына, как вам кажется.
— Я знаю, что он мнит себя пупом земли и утирается четырьмя концами небосвода как носовым платком, а его серебряный язык вложил ему в уста сам дьявол.
— Он очень похож на своего отца, — со скрытым сарказмом заметила Мара.
— Он одержим жаждой власти и даже не может этого скрыть, его ум невосприимчив к тому, чего он не хочет понимать, зато он изощрен в интригах против своих врагов, хитер и изворотлив, как гасконский крестьянин. Он готов на любые опасные и никчемные авантюры, но бежит от здравого смысла как черт от ладана.
Все это было сказано ворчливым тоном, но без яда.
— Вот такой, как есть, он вам и нравится.
— Он вас не поблагодарит ни за то, что вы нас сравниваете, ни за то, что вступаетесь за него.
— Слава богу, мне не требуется его благодарность.
Во взгляде, брошенном на нее королем, Мара прочитала одобрение. У нее возникло ощущение, что она выдержала какое-то испытание. Ее охватило неприятное чувство, напомнившее ей о первых днях, проведенных с сыном короля, когда ей приходилось следить за каждым своим словом и жестом. Ей показалось, что король действовал более тонко, хотя, возможно, все дело было в том, что на этот раз у нее было меньше причин быть настороже.
Возница, очевидно, получил распоряжения заранее. Вместо того чтобы ехать домой кратчайшим путем, он повернул лошадей к центру города и в конце концов выехал на Елисейские Поля. Парижские бульвардье — господа, воспитавшие в себе привычку прогуливаться по этому длинному прямому проспекту, чтобы поглазеть на дам, проезжающих мимо в каретах и колясках, — приветствовали Мару, снимая перед ней свои шелковые цилиндры. Мимо них скользили лакированные коляски с опущенным верхом, называемые «викториями», потому что именно такой экипаж предпочитала английская королева. Сидевшие в колясках дамы наслаждались мягкой погодой, заслоняясь от солнца зонтиками с бахромой. Под голыми ветвями деревьев, обрамлявших проспект, расположились цыганки-гадалки, шарманщик с обезьянкой, бродячий циркач с дрессированной собачкой и трио музыкантов, у ног которых лежала на тротуаре перевернутая шляпа для денежных сборов.
Оставшись наедине с королем Рольфом и сумев завоевать хотя бы на время его расположение, Мара решила, что это самый удачный случай задать ему давно тревоживший ее вопрос.
Набрав в грудь побольше воздуха, она сказала:
— Не могли бы вы объяснить мне, сир, почему Родерик живет в Париже?
— Охотно. Он является сильнейшим и самым надежным звеном в цепи, по которой ко мне стекаются разведывательные данные.
— К вам?
— Так было заведено изначально и так продолжается до сих пор, хотя в последнее время у него появились личные причины вмешиваться в дела европейских дворов.
— Но если это так, значит, он приехал в Париж не из-за ссоры с вами?
— Ссоры? Нет, мы не ссорились, хотя это не означает, что между нами царит мир и согласие.
Мара надолго задумалась, но в конце концов спросила:
— Могу я узнать, с какой целью вы собираете разведывательные сведения в Париже?
Рольф бросил на нее оценивающий взгляд, словно решая для себя, стоит ли ей отвечать, но решение принял быстро.
— Волнения в любой из европейских стран влияют на спокойствие и прочность правящего режима во всех остальных странах континента. Желательно знать заранее, где ослабли пружины.
— Но вы же не станете… вмешиваться, чтобы укрепить или ослабить эти пружины?
Он поднял бровь и тихо спросил:
— А почему бы и нет?
— Но в таком случае вам должно быть известно, что делает здесь Родерик. У вас, видимо, есть и другие источники, иначе вы не узнали бы обо мне и вас бы сейчас здесь не было. Но тогда почему вы так на него сердитесь?
Вместо ответа на вопрос он сказал:
— Вы просто ангельски добры, если проявляете заботу о нем при сложившихся обстоятельствах.
— Дело не в доброте. — Мара отвернулась и стала смотреть на улицу.
— Прекрасно сказано. Вы очень умны. Возможно, я вел себя как дурак, но я действовал из лучших побуждений.
— Что?
На лице короля появилось отсутствующее выражение. Он ничего не ответил.
Погода испортилась, вновь затянул холодный дождь. Пронизывающая до костей сырость держалась несколько недель. В длинной галерее слышался беспрерывный звон клинков: это гвардия таким образом разгоняла скуку. Королева Анжелина в лучших традициях коронованных особ начала ткать гобелен — охотничью сцену с всадниками и цыганским табором на заднем плане. Она долгими часами просиживала за работой в своем частном салоне в королевских апартаментах. Иногда ей помогала Мара, взяв на колени второй конец громадного полотна. Джулиана тоже иногда бралась за иголку, но ей не хватало усидчивости.
Однажды угрюмым серым утром Мара по пути в королевские апартаменты остановилась, заслышав звон шпаг в длинной галерее. В этой сшибке было что-то непривычное: удары раздавались слишком редко и звучали неуверенно. Она знала, что Михала и Этторе нет дома: Родерик отослал их с каким-то поручением, а близнецы нашли для себя новое развлечение: наперегонки ухаживали за ее горничной Лилой. Другие гвардейцы тоже разошлись кто куда. Она повернула и направилась в галерею — посмотреть, в чем там дело.
В двойных дверях, ведущих в галерею, она замерла: уж больно непривычное зрелище открылось ее взору. В длинном, вытянутом помещении никого не было, кроме Труди и Джулианы. Дева-воительница и принцесса мерились силами на шпагах, на остриях которых на сей раз красовались защитные колпачки.
