— Но я не могу. Отто меня не пустит.
Конни засмеялась.
— Нет. Сегодня утром кот убежал, и у мышек праздник. Бар пуст, а дверь не заперта.
— Я бы с радостью, — начала Сирена, — но у меня нет денег.
— Неужели Вард ничего тебе не оставил? Какой же он рассеянный!
— Он думал, что Санчо будет носить мне еду.
— Даже если так, это все равно глупо. Без денег ты здесь как в тюрьме. Ой, извини.
— Ничего. Спасибо тебе за заботу. Мне очень приятно, что ты решила мне помочь.
Конни обошла комнату кругом.
— Но не надо сдаваться раньше времени. Не отчаивайся. Неужели Вард тут совсем ничего не держит, совсем ни цента?
— Не знаю. В любом случае, я не будут красть.
— А кто об этом говорит? Я не предлагаю тебе становиться воровкой, но за то, что ты тут делала в последние две недели, вполне можно заплатить. Ты заработала кое-какие деньги.
— Я не хочу, чтобы он мне платил. Тогда я стану самой обыкновенной…
Испаночка обернулась и продолжила:
— Да, самой обыкновенной шлюхой. Глупости это все. Если бы мужчина и женщина до сих пор жили в раю, они бы все делили пополам. Но раз уж мы живем не в раю, нам ничего не остается, как продавать себя: либо за деньги, либо за свадебный венок со всеми вытекающими отсюда последствиями. Так устроен мир, и так будет продолжаться, пока женщина наконец не получит возможность зарабатывать столько, сколько мужчина.
— Наверное, — ответила Сирена, — но большинство людей смотрят на это по-другому, в том числе и те, кто пишет законы.
— Может, ты хочешь ходить голодная и жить милостью таких, как Перли, лишь бы не нарушать правила, написанные людьми, которые никогда и не бывали в твоей шкуре? — Уловив неуверенность во взгляде Сирены, Конни продолжала: — Тебе нужны свои правила, свои законы. Я видела, как Отто сторожил тебя по приказу Варда. Чего, по-твоему, заслуживает человек, отнявший у тебя свободу, заперший тебя почти голую здесь ради собственного удовольствия?
— Тебе этого не понять, — возразила Сирена. Конни оглянулась на нее через плечо.
— Прекрасно понимаю, все дело в чувствах, которых я не знаю и знать не хочу. Меня сейчас интересует только одно: ты идешь со мной?
В ящике бюро оставалось немного денег, теперь Сирена вспомнила о них. Варду не нравилось, когда у него в карманах постоянно звенели серебряные монеты.
— Наверное, — ответила Сирена, глубоко вздохнув, — я пойду. — И она положила деньги в батистовый мешочек.
Когда они вышли на улицу, снегопад уже закончился. С крыш слетали лишь подгоняемые ветром одинокие снежинки. В морозном воздухе вился дым от множества каминов и печей. На окнах за ночь появились удивительные рисунки. У Сирены изо рта шел пар.
Они не прошли и квартала, как Конни попросила Сирену называть ее Консуэло. Это было ее настоящее имя, а на кличку, придуманную старателями, она не отзывалась. Договорившись об этом, они принялись решать, куда им пойти в первую очередь. Позавчера Консуэло заметила в «Мэй-стор» отрез красного атласа. Теперь хотела его купить и отнести портному. Потом она обещала одному другу купить в аптеке лекарство. Ее друг, точнее, подруга выпила полейное масло, чтобы вызвать выкидыш. Она чуть не отравилась, и ей нужно было лекарство. А после этого они зайдут в главный магазин, чтобы Сирена купила что-нибудь для себя.
Продавец в «Мэй-стор» взял отрез, на который указала ему Консуэло, и с масленой улыбкой принялся его расхваливать, не сводя глаз с испанки. Когда Консуэло сказала, что берет ткань, и объяснила, сколько атласа ей нужно, продавец кивнул. Взяв ножницы, он поинтересовался:
— Ты ведь из «Эльдорадо», так?
Склонив голову набок, Консуэло смотрела на кружева, лежавшие рядом с кассой.
— Я пару раз видел твое представление. У тебя хорошо получается.
Не обращая внимания на то, что девушка восприняла его комплимент довольно холодно, он посмотрел на Сирену, а потом снова перевел взгляд на Консуэло.
— Знаешь, вы с подружкой похожи, словно сестры.
— Я что-то не замечаю никакого сходства, — ответила Консуэло.
— Это хорошо видно со стороны; черные волосы, манеры, ну и все такое.
Консуэло посмотрела на Сирену, подмигнула и промурлыкала с лукавой улыбкой:
— Вы слишком добры к нам.
Продавец свернул кусок ткани, который только что отрезал, взял бумагу и принялся его заворачивать.
— Не так уж я и добр.
— Простите?
— Я хотел сказать, что мог бы быть к тебе еще добрее, — объяснил он, протянув Консуэло сверток и неожиданно схватив ее за руку. — Я могу забыть, сколько стоит этот атлас, если ты мне в этом поможешь.
— Интересно, каким образом?
Сирене, наблюдавшей за этой сценой, показалось, что голос Консуэло сделался мягким, почти ласковым. Мужчина сглотнул.
— Мы могли бы обсудить это сегодня вечером, когда я занесу тебе этот сверток, скажем, после десяти.
Неожиданно Консуэло нахмурилась и вырвала руку.
— Меня еще никто так не оскорблял! Свинья! Если ты думаешь, что этот жалкий атлас стоит ночи в женской компании, пойди поищи кого-нибудь еще! — крикнула она, швырнув на прилавок деньги.
Гордо повернувшись, она взяла Сирену под руку, и они направились к выходу.
— Скотина, — процедила Консуэло, — сволочь поганая! Из-за таких, как он, я иногда жалею, что родилась женщиной. Я их до смерти ненавижу. Сидит тут с масленой улыбкой и думает, что я полезу с ним в постель ради паршивого атласа! Я не удивлюсь, если окажется, что это он убил Бутс прошлой ночью.
Сирена едва поспевала следом.
— Бутс? — спросила она.
— Девочка из «Ущелья бедности». Она всегда носила высокие сапоги, даже спала в них. Говорила, что ей так теплее. У нее был мужчина, который следил за тем, чтобы у нее хватало посетителей. Он каждое утро заходил и проверял, как у нее дела. А сегодня утром он пришел и нашел ее мертвой. Ее забили до смерти.
— Ужас. Это ведь уже вторая за последние недели.
Консуэло грустно улыбнулась.
— Вторая, третья, четвертая, кого это интересует? Все равно никто не пошевелит и пальцем.
— Ты так переживаешь об этом.
— А как же иначе? У женщин нашей профессии мало радостей в жизни. Мы не можем хорошо зарабатывать, занявшись каким-нибудь другим делом. А так у нас нет места в обществе, нет ничего. Никто и ухом не поведет, если мы умрем. Но стоит только одной из нас устроить какие-нибудь неприятности, так все сразу тут как тут, полиция гоняет нас, как мышей. И мы не можем с этим бороться. Право голоса дается здесь только порядочным женщинам.
