— Только если это не опасно, а так вполне может оказаться.
— Вам незачем тревожиться. Вот то, что я должен сделать, что я хочу сделать сам для себя.
У нее не было возможности заставить его бросить эту затею. В любом случае, возможно, он мог бы что-то выяснить; он был таким прекрасным источником информации. Она позволила уговорить себя.
Они поговорили о другом, время от времени Арман, бросая взгляд на ее лицо, разражался сочувственными восклицаниями и упреками в свой адрес. Наконец, когда Сирен начинала думать, что он просидит у нее до самого ужина, он ушел, все еще сетуя на то, что не сумел услужить ей.
Марта почти немедленно явилась с кухни, где она, должно быть, прислушивалась, когда Арман уйдет, и начала убирать со стола бокалы и чашки с шоколадом, остатки сыра и пирожных. Она взялась за кувшинчик с шоколадом, когда у двери снова раздался стук, возвещая о другом посетителе. Выразительно взглянув в сторону Сирен, Марта отставила кувшинчик, вытерла руки передником и пошла открывать.
В гостиную вошел Туше. На улице снова шел дождь, так как вместе с Туше в комнату пробралась холодная сырость, а плащ, который он скинул, блестел от влаги. Он снял треуголку и вместе с плащом и тростью отдал Марте, потом не спеша приблизился к сидевшей на диванчике Сирен. Он склонился над ее рукой, как требовал этикет, хотя не коснулся ее губами, за что она была ему благодарна. На мгновение его взгляд задержался на синяке у нее на щеке, но то ли он не усмотрел в нем ничего интересного, то ли решил, что будет учтивее притвориться, будто ничего не заметил.
Когда он подошел к ней с бойкой самоуверенностью, Сирен пришло в голову, что он, должно быть, нарочно дожидался, пока Арман уйдет. Ей стало не по себе при мысли, что он околачивался где-то поблизости, следил за домом, замечая, кто пришел и кто ушел. Однако это ее не удивляло.
В первые минуту ее выручала холодная вежливость; она пригласила Туше присесть, попросила Марту снова принести вино, сделала несколько замечаний по поводу погоды и великолепного праздника, который был устроен для них прошлым вечером. В то же время она напряженно перебирала причины, по которым приспешник мадам Водрей мог решиться нанести ей визит. Было большим облегчением, когда Туше, оглянувшись и убедившись, что Марта ушла, приступил к делу.
— Хотя я высоко ценю ваши достоинства, мадемуазель, с моей стороны это не просто визит вежливости. Я пришел как посланец одной дамы к другой.
— От мадам Водрей?
— Именно так, от маркизы де Водрей.
Настойчивое подчеркивание титула было несомненно рассчитано на то, чтобы она осознала власть и высокое положение женщины, о которой он говорил. Это привело лишь к тому, что Сирен насторожилась. Когда он замолчал, очевидно, в замешательстве, она хотела как-то помочь ему, но подавила в себе этот порыв. Пусть выпутывается сам.
Туше поджал губы, и взгляд его стал жестким.
— Маркиза… беспокоится, беспокоится о вас. Она чувствует, что Лемонье мог обмануть вас. Ее тревожит, что вы можете не понимать, на какой опасный путь вступили, став его любовницей.
— Я тронута заботой о моем благополучии, — сказала Сирен с легкой иронией.
— Да. У нее не так много времени, но как настоящая леди она считает своим долгом заботиться о людях, которыми управляет ее супруг.
— Не сомневаюсь.
Была ли в этой фразе скрытая угроза, намек, что Сирен находится во власти маркиза, а, следовательно, и его жены? Это было маловероятно, но в чересчур вкрадчивом тоне Туше можно было прочесть все, что угодно.
— С другой стороны, госпожа маркиза понимает, что вы женщина необычная, умная, которую интересует нечто большее, чем красивые наряды и сиюминутные удовольствия. Поэтому она готова обеспечить ваше будущее.
— Мое будущее? — повторила Сирен. — Я не совсем понимаю.
Он фальшиво улыбнулся.
— Позвольте, я выскажусь яснее. Она щедро заплатит вам, достаточно, чтобы прожить, пока вы не устроитесь ученицей к какой-нибудь модистке или портнихе, или даже не откроете маленькую кондитерскую или еще что-нибудь, если вы согласитесь уехать из Луизианы в Париж, чтобы воспользоваться этой возможностью.
— Деньги будут выплачены вам в день отплытия, на борту корабля. «Ле Парам» отплывает на этой неделе.
— Это… это неслыханно!
— Я сам так считаю, но таково предложение маркизы.
Это, конечно, был подкуп; красивые фразы о заботе и беспокойстве были просто словами. Похоже, мадам Водрей пугало влечение мужа к Сирен. Возможно, она надеялась и на то, что Бретоны могли бы последовать за ней в Париж и таким образом избавить ее от еще одной проблемы. Как глупо. Мадам слишком преувеличивала свое влияние.
— Вы шутите, — сказала она.
— Уверяю вас, что госпожа маркиза настроена очень серьезно, в самом деле.
— Я не ее подопечная. Передайте ей, что я польщена тем, что она потратила столько времени, размышляя о моей судьбе, но я вынуждена отказаться. Луизиана — мой дом. У меня нет желания покидать ее.
Туше нахмурился.
— Ей это не понравится.
— Сожалею, но мой ответ остается прежним.
— Быть может, вас удерживает любовь? Или планы на будущее с Лемонье? Или даже молодой Мулен?
Она холодно посмотрела на него.
— Это не касается ни вас, ни мадам Водрей.
— Вы совершаете ошибку.
— Возможно.
Он подался вперед, понизив голос.
— Ваше положение здесь может сделаться исключительно неприятным, если вы останетесь.
Она быстро встала.
— Как любезно с вашей стороны предупредить меня. А теперь, если вы простите, что я не угощаю вас, мне, видимо, придется попросить вас удалиться. У меня болит голова.
— Еще нет, — сказал он, медленно встав и очутившись перед ней лицом к лицу. — Мы не пришли к соглашению.
— Боюсь, мы приблизились к нему настолько, насколько это возможно. — Она стояла, высоко подняв голову и стиснув руки, и упорно не отводила взгляда от его желто-карих глаз.
— Не думаю. — В его голосе слышалась угроза. — Уверен, что могу кое-что сделать, что убедит вас изменить решение.
Из глубины дома послышались звуки, кто-то с шумом приближался. На мгновение Сирен решила, что это Марта так дает знать о своем, приходе, чтобы не помещать, когда внесет заказанное вино. Потом она услышала голос Гастона и с облегчением повернулась к двери из столовой, откуда он доносился.
Это были Гастон и Арман. Один держал поднос с бутылкой шерри и звякавшими бокалами, другой — хрустальную вазу с пирожными и конфетами и набор маленьких тарелочек. Они толкали друг друга, смеялись и поругивались. Благополучно донеся свои подносы до стола возле Сирен, они начали накрывать, старательно демонстрируя, сколь они в этом искусны. Гастон наполнил бокал и повернулся к Туше.
