— Ничего?
— По крайней мере сейчас.
— Но будут и другие времена, и другие ситуации. Страх необходим нам для поддержания разумной осторожности.
— Но я не хочу быть осторожной! — воскликнула она с неожиданным жаром.
Рено улыбнулся, глядя на нее с высоты своего роста.
— Я надеюсь, что в некоторых вещах ты и не будешь осторожной.
Она притянула к себе его голову, их губы слились. Прошло некоторое время, прежде чем они продолжили свой путь.
В гостиной сидели только Маделейн и Генри. Кузина Рено подняла взгляд, увидела, что они сами не свои, и поджала губы, но ничего не сказала. Когда наконец она заговорила, ее взгляд был направлен куда-то поверх их голов.
— Ужин подадут через полчаса.
— Мы поужинаем у себя в спальне. — Голос Рено был ровен, но в нем чувствовалась легкая ирония.
Женщина подняла брови:
— Как угодно.
— Да, нам так угодно. Мы желаем вам спокойной ночи. Извинитесь за нас перед остальными.
Не дожидаясь ответа, они отправились в спальню.
На каминной доске в хрустальных позолоченных подсвечниках горели свечи. Рено зажег еще и свечи на туалетном столике, и Элиз внезапно охватило смущение. Здесь, в доме, в ярком свете свечей, ей стало стыдно за свой недавний пыл.
Рено улыбнулся, пламя свечей отражалось в его глазах.
— Жаль, что я не догадался отказаться от ужина.
— Отчего же?
— Мне бы хотелось раздеть тебя сейчас, сию же минуту и начать все сначала.
Элиз почувствовала, что мучительно краснеет, и опустила глаза.
— В самом деле…
— Я — как человек, долго страдавший от жажды. Никак не могу напиться.
А ведь совсем недавно она считала его бесчувственным! Теперь такая мысль казалась смешной. Медленная улыбка тронула ее губы.
— По-твоему, я такая же пресная, как вода?
— Как раз такая, как нужно!
Рено вдруг схватил Элиз в объятия и приподнял, так что ее юбки обвились вокруг них обоих. Их губы встретились, и он замер, а потом вновь опустил ее на пол и, наклонив голову, коснулся лбом ее лба.
— А может быть, и лучше, что я не отказался от ужина. Нам нужно поддержать свои силы.
— Да, — прошептала она, — особенно тебе, после такого изнурительного плавания.
— Колдунья! — произнес он, смеясь. — Это все из-за тебя.
— Из-за меня? — Она хотела обиженно отступить назад, но он ее не отпустил.
— Как же еще я мог выполнить свое обещание, если бы не изнурял себя, прежде чем лечь с тобой в постель?
— Ну, тогда… — Элиз смущенно теребила край его рубашки, касаясь пальцами груди.
Он взял ее за руку и прижал к губам.
— Веди себя хорошо, если хочешь есть.
— Рено…
— Да, любовь моя?
Элиз взглянула на него своими янтарно-карими глазами, затем вновь опустила взгляд.
— Ты бы бросил нас в беде, если бы я не согласилась на твои условия?
— Других — возможно, но тебя никогда.
— Ты бы позволил им погибнуть?
Рено почувствовал, что тело Элиз напряглось, и сильнее прижал ее к себе.
— Я не сомневаюсь, что они могли бы спастись и без моей помощи.
— Некоторые пытались и потерпели неудачу — как те четверо, которых убили на реке. Но ты же прекрасно понимаешь, что если бы они отправились одни, я пошла бы с ними.
— Если бы я не украл тебя.
— Что?
— Неужели ты думаешь, что я оставил бы тебя на милость Паскаля? А если бы ваша попытка потерпела неудачу, ты могла бы попасть в рабство.
— И что же, ты бы силой привез меня сюда? Или сделал бы меня своей рабыней в начезской деревне?
Рено нахмурился, услышав нотки раздражения в ее голосе, но ответил без обиняков:
— Пожалуй, я предпочел бы деревню. Мне совсем не нужно было скрываться и бежать, все дело в нашей сделке.
— Но ты говорил… Я думала, что ты в любом случае направлялся в земли начеточе.
Рено пожал плечами:
— В этом не было никакой срочной необходимости.
Элиз снова попыталась вырваться и была поражена тем, что он так легко отпустил ее.
— Я не верю тебе! Ты в самом деле сделал бы меня рабыней?
— Эта идея была в некотором смысле привлекательной.
— Не сомневаюсь, — сказала она, сверкая глазами. — А как же мадам Дусе? Вряд ли Паскаль взял бы с собой такую обузу. Ты бы захватил и ее тоже?
— Положа руку на сердце, можешь ли ты утверждать, что ей здесь лучше, чем там, где она была бы рядом с дочерью и внуком? Тяготы рабства не тяжелее тех, которые она перенесла в пути.
— Не знаю, я ведь никогда не была в рабстве, — резко ответила Элиз. — Но когда я думаю, что ты мог бросить в беде своих соотечественников — Генри, Сан-Аманта, Паскаля, — мне становится нехорошо.
Рено снова пожал плечами:
— Здесь дикие края. Мужчины должны уметь заботиться о себе и о своих близких сами. Те, кто не в состоянии этого сделать, должны отсюда уехать. Что касается этих мужчин, то они просто поняли, что со мной у них больше шансов выжить.
Его доводы звучали достаточно убедительно. Элиз подошла к свече и, протянув руки, стала греть внезапно озябшие пальцы.
— Может быть, ты и прав, не знаю. И все же, если ты мог с такой легкостью получить меня, зачем понадобилось это путешествие?
— Мне не хотелось ранить твою гордость, не хотелось брать тебя силой.
— Неужели? Я ведь оскорбила тебя.
— И озадачила своей сложностью. Ты и сейчас продолжаешь быть для меня загадкой.
— Как чудесно, что мы не зря проделали весь этот путь!
Игнорируя легкий сарказм, слышавшийся в ее словах, он тихо сказал:
— Да, чудесно.
Она взглянула на него с упреком. Рено быстро подошел к ней, взял ее руки в свои и прижал к груди.
— Зачем ты себя мучаешь, милая? — Он коснулся губами ее волос. — Что плохого в том, что ты стала моей? Ты презираешь меня за то, что я стремился к этому? Но ведь я же привел сюда вместе с тобой и остальных. Благодаря тебе они живы и здоровы. Что толку думать о том, что могло бы быть? Сомнения и страх источают душу.
Элиз, нахмурившись, взглянула на него.
— Ну почему ты такой рассудительный?
