Ее открытая ладонь, лежавшая поверх одеяла, была вся в синяках, и он про себя еще раз проклял человека, причинившего ей боль. Но Рено сознавал, что в этом есть и его вина. Он так старался запугать ее и сделать покорной, что не подумал о последствиях. Индейцы приняли ее за рабыню, за его наложницу, и Лесной Медведь вел себя соответственно.
Нет смысла отрицать, что ему доставило некоторое удовольствие силой заставить ее подчиниться своей воле. Это произошло еще до того, как она чуть не заблудилась в лесу, прячась от него, до того, как ей пришлось отчаянно защищаться от его двоюродного брата, Лесного Медведя. Все, что он увидел в ней тогда, была ее болезненная ненависть к нему. А ведь он знал, что Элиз пришлось вытерпеть от своего мужа, этой грубой скотины! Как же он мог опять подвергнуть ее всему этому?!
Невыносимо было даже думать об этом. С глазами, потемневшими от боли и стыда, Рено наклонился к ней и прижался губами к ее бледной руке.
Веки Элиз задрожали и открылись. Она посмотрела на него долгим взглядом, словно осознавая, где она и что происходит, а потом резко отпрянула и прислонилась к стене хижины.
— Любуешься? — спросила она напряженным голосом.
Рено удивился точности ее догадки, но ответил небрежно:
— С чего бы это?
— Кажется, ты когда-то сказал, что тебе нравится мысль сделать меня рабыней. Ты должен быть счастлив, что твое желание осуществилось!
— Кажется, я действительно счастлив, — медленно произнес он. — Хотя и не считаю тебя рабыней.
Она отвернулась, не в силах выдержать взгляда его ярких серых глаз.
— А кем же ты меня считаешь? Не потому ли вчера вечером твои женщины привели меня сюда, раздели догола и положили в твою постель, что я почетная гостья?
— Это не мои женщины, — ответил он сухо.
— Они подчинялись твоему приказу.
— Я попросил их присмотреть за тобой. К сожалению, у женщин племени начезов свои представления о гостеприимстве.
— Так ты не ожидал обнаружить меня здесь? — вспыхнула Элиз.
— Это был приятный сюрприз.
Внезапно неподалеку раздался тихий смешок — результат долго сдерживаемого веселья. Услышав его, Элиз приподнялась на локте и посмотрела через широкое плечо Рено. В десяти футах от ее руки сидела на корточках у огня индианка. Ее глаза светились радостью, рукой она зажимала смеющийся рот. Элиз нахмурила брови, но гнев ее быстро остыл.
— Маленькая Перепелка! Это ты?
Маленькую Перепелку когда-то продали мужу Элиз собственные родители, она стала для нее почти что другом в этом новом мире. Обе они были несчастными жертвами Винсента Лаффонта. С тех пор как Маленькая Перепелка вернулась в свое племя после смерти Винсента, Элиз видела ее только дважды: женщины начезов редко далеко уходили из своих деревень.
— Извините меня, пожалуйста, мадам. Я старалась не шуметь, но это так смешно, что вы не хотели делить ложе с Ночным Ястребом! Ведь большинство молодых женщин душу продадут, чтобы только доставить ему удовольствие. А он-то позволил вам спокойно спать!
Рено посмотрел на индианку с ленивой улыбкой.
— У тебя извращенное чувство юмора.
— Я тебя обидела, Великий? — спросила она, а затем озабоченно повторила вопрос на языке начезов.
— Возможно, я прощу тебя, если ты приготовишь вкусный завтрак, — ответил он, потягиваясь.
Маленькая Перепелка взглянула на Элиз с шаловливой улыбкой.
— Как же это вы не захотели угодить такому доброму человеку?
— А вот так! — отрезала Элиз. — Он самоуверен, деспотичен и слишком многое принимает как должное.
— Тогда вы должны его изменить. — Маленькая Перепелка глубокомысленно кивнула.
— Боюсь, что это мне не удастся. Ну а как твои дела?
— Мои-то хорошо. В последний раз, когда вы меня видели, я была женой, а сейчас я вдова.
Элиз вздрогнула, вспомнив свой разговор с мужем Маленькой Перепелки в то утро, когда произошла резня. Ей показалось тогда, что он собирается ее убить или взять в плен.
— Вдова? Как же это случилось?
— Он нашел свою смерть в бою, и о такой смерти можно только мечтать: он умер рядом с вождем, которого теперь должен заменить Ночной Ястреб.
Элиз села на постели, прижимая черный медвежий мех к груди.
— Я сочувствую тебе.
— Это уже прошло, — тихо ответила Маленькая Перепелка.
Скуластое лицо молодой индианки стало замкнутым, на нем появилось выражение стоического терпения. Элиз поняла, что надо сменить тему разговора.
— Когда мы вчера приехали, я не увидела никого из французских женщин и детей. Хочу спросить, как они? Хорошо ли с ними обращаются?
Маленькая Перепелка отвернулась и начала помешивать кашу.
— С ними все в порядке, особенно с теми, кто хочет работать. Боюсь, что дела не так хороши у тех, кто привык бездельничать. Для женщины из племени начезов желание трудиться — величайшая добродетель, и лентяям нет оправдания.
Элиз подумала, что некоторым женщинам, которых она знала, жизнь у индейцев должна казаться очень тяжелой. Многим француженкам на родине внушали, что здесь, в Луизиане, богатство льется рекой, что разбогатеть здесь ничего не стоит. Они ожидали манны небесной, а поняв ложность таких обещаний, опускали руки. Единственной заботой этих женщин было заставить своих немногочисленных рабов создать им необходимые жизненные удобства. Их праздность, отсутствие физической силы, гордость и упрямство, безусловно, заслуживали презрения в глазах индейских женщин.
— Что-то говорили о ритуальном убийстве мальчика во время похорон ребенка из рода Солнца, — осмелилась сказать Элиз.
— Да, одному досталась такая честь.
— Возможно, это был внук моей соседки, мадам Дусе, помнишь ее?
— Не могу сказать, — торопливо ответила Маленькая Перепелка. — Я не знаю его имени.
Элиз спросила об африканских рабах французов и узнала, что многие из них, включая ее собственных, были распроданы. Потом они поговорили о других вещах — о том, что солнце стоит выше и дни стали теплее, о том, что Элиз рада увидеть здесь Маленькую Перепелку…
— Я пришла, потому что хотела поприветствовать вас, — сказала молодая женщина с застенчивой улыбкой. — Кроме того, Ночному Ястребу некому готовить, а вы очень устали после долгого путешествия. Если хотите, я потом научу вас готовить еду начезов, а также делать все остальное, что вы должны уметь.
Эти слова прозвучали зловеще для Элиз — из них явствовало, что ей придется надолго остаться среди индейцев.
— Это… очень мило с твоей стороны.
— Это только плата за вашу доброту ко мне.
