— Об этом постоянно говорили в форте, да я и сама знала нескольких мужчин, к которым приходили индианки, а ведь у них были мужья и дети здесь.
Самодовольная улыбка появилась на губах Маленькой Перепелки.
— Нет ничего необычного в том, что женщина позволяет себе связи вне брака. Это наша привилегия. Но от мужчин требуется верность. Индейца, которого застали в объятиях другой женщины, могут казнить по приказу его жены.
— Да что ты говоришь?!
— Да, это так.
— А не наоборот?
— По-вашему, все должно быть как у французов? Женщина племени начезов не так угнетена. Мы пользуемся правом иметь столько кавалеров, сколько нам заблагорассудится, и нам нет дела до возражений мужа.
— Но мужья могут с вами за это развестись?
— Конечно. Только тогда они все потеряют, а мы ничего. Да это и маловероятно. Развод — преимущество женщин.
Элиз уставилась на свою собеседницу разинув рот, а затем потрясла головой, чтобы прояснить свои мысли.
— Не понимаю. Если женщины так сильны, тогда почему же их предлагают гостям, например французам? Мне Рено об этом говорил.
— Это любезность, на которую требуется согласие женщины. И, надо сказать, редко кто отказывается, потому что мудрые считают, что таким образом в племя попадает новая свежая кровь. Кроме того, женщинам любопытно узнать, что собой представляют чужаки. Разве тебе не знакомо такое любопытство?
Элиз подумала о Рено, о том, как она трогала его татуировку в первую ночь, и почувствовала, что краснеет.
— Да, пожалуй, — чуть слышно ответила она.
В воздухе чувствовался запах древесного дыма и готовящейся пищи. Почти в каждой хижине кипел на огне котелок с едой, а в некоторых и не один. Кое-где уже обедали, хотя у индейцев не было единого времени приема пищи, кроме как в дни праздников. Люди ели, не дожидаясь других членов семьи, тогда, когда чувствовали голод. Самый высокий столб дыма поднимался над коптильней. Прохладный, сухой яркий день был хорош для копчения мяса, и над небольшим огнем висели куски оленины, медвежатины, опоссума и даже крокодильи хвосты.
В одной маленькой хижине пылал огромный очаг, в котором разогревались большие камни. Элиз заглянула в приоткрытую дверь и спросила, что там.
— Это парная баня, — сказала Маленькая Перепелка. — Вода наливается на раскаленные камни, и получается пар. Сюда ходят, когда надо снять очень сильное утомление или чтобы очиститься. Сейчас баню готовят для Ночного Ястреба.
Элиз не сразу осознала, что проход сквозь строй собираются превратить в целую церемонию. Ей показалось, что это еще хуже, еще опасней.
— Днем он будет поститься, — продолжала Маленькая Перепелка, — затем пробудет несколько часов в парной, а ночь проведет в храме.
Элиз резко обернулась к индианке:
— Но ведь это его ослабит!
— Наоборот. Это поможет ему сосредоточиться на том, что его ждет, и, значит, облегчит испытания.
— Я могу что-нибудь сделать, чтобы помочь ему?
— Вы уже достаточно сделали. — Молодая женщина отвернулась.
— В чем дело? — нахмурилась Элиз. — Что я сделала?
— Ничего.
— Маленькая Перепелка, пожалуйста!
Индианка резко повернулась и посмотрела на Элиз своими темно-карими глазами.
— Вы хотите знать, что я об этом думаю? Я боюсь за Ночного Ястреба, очень боюсь! Военным вождем хотел быть Лесной Медведь, но женщины убедили старейшин в совете, и они избрали брата Большого Солнца. Вот и получилось, что Лесного Медведя послали за человеком, который всегда был его соперником, всегда был лучшим воином, хотя он начез только наполовину. Вы дали Лесному Медведю повод для того, чтобы покончить с Ночным Ястребом. Уж он-то постарается сделать все, чтобы Ночной Ястреб не поправился после испытания! Сейчас моему народу не нужны коварные, хвастливые люди, ему нужен умный, смелый и твердый вождь. Без него мы пропадем. Если Ночной Ястреб умрет, вина за это падет на вашу голову и вы будете ответственны за судьбу начезов!
— Я не могла и предположить, что так может случиться…
— Сразу видно, что вы не из начезов — иначе бы подумали об этом.
— Да, — сказала Элиз с жесткой ноткой в голосе. — Я не из начезов.
Они стояли и смотрели друг на друга с недоверием, словно враги. Прохладный ветер приподнял юбку Элиз и обнажил ее ногу до бедра, но она не заметила этого, не ощутила мурашек, побежавших по коже, потому что внутри у нее был еще больший холод. Вокруг них индейцы занимались своими делами: рубили дрова, точили оружие, перекликались друг с другом. Ничего не изменилось, но Элиз внезапно остро ощутила, что она француженка и находится среди врагов. В таком опасном положении она еще никогда не была.
— Элиз! Ах, Элиз!
Она повернулась на крик. Растрепанная, путаясь в порванных юбках, к ней бежала мадам Дусе. Она бросилась к Элиз и, рыдая, схватила ее за руки.
Элиз обняла ее, полная сочувствия.
— Что случилось? Скажите мне!
— Мой маленький Шарль! Они его убили! Это его они задушили, жестокие чудовища, задушили такого маленького, ах, мой бог, такого малыша… Ни за что, просто так. Я говорила вам! Я знала, что все так и было. Я знала…
— Пожалуйста, успокойтесь, я умоляю вас.
Элиз гладила мадам Дусе по плечу, а у самой слезы наворачивались на глаза. Она от всей души сочувствовала горю этой несчастной женщины, ей живо представлялась ужасная картина, нарисованная ее бессвязными словами. Глубоко вздохнув, Элиз сказала:
— Подумайте о своей дочери.
— Да, я должна быть сильной, — пробормотала мадам Дусе. — Моя бедная дочь! Потерять ребенка таким образом! Я боюсь за нее. Она слабенькая, а ей приходится так тяжело работать, так тяжело… Я должна помогать ей. Я ей нужна. Но, Элиз, мне так жалко своего бедного маленького внука! Он остался жить после этой ужасной резни, а они убили его. Они убили его! Убийцы, ох, все они жестокие убийцы!
В этот момент Элиз показалось, что мадам Дусе права. Что было общего у них с этими людьми? Почему ее должно волновать их одобрение или осуждение? Какое ей дело до того, что завтра одного из них будут бить палками из-за нее? Если бы Рено не стал ее удерживать силой, этого не произошло бы. Она француженка и принадлежит своему народу.
Элиз обернулась к Маленькой Перепелке и холодно спросила:
— Могу ли я навестить дочь мадам Дусе?
— Конечно, идите.
— Благодарю за любезность.
Несмотря на то что ей так легко удалось уйти из-под надзора, сам визит был очень неудачен. Дочь мадам Дусе заболела от горя. Кроме того, у нее гноилась рана на голове, а индейцам она не позволяла себя лечить. Едва сознавая, где находится, она не узнала свою гостью. Худая, как привидение, грязная, она лежала на скамье в маленькой хижине, которая стояла в стороне даже от жилья простолюдинов.
