Как только ушли эти посетители, дверь вновь распахнулась. Элиз подняла глаза и увидела Рыжую Олениху. Она посмотрела на спящую мать, на Элиз, нянчившую дитя, и лицо ее исказилось яростью.
— Мне сказали, что моя беглая рабыня здесь. Неужели ты настолько глупа, что дала ей приют?
Элиз аккуратно положила младенца на скамью и встала.
— Если вы имеете в виду Элен, она действительно здесь. Как вы понимаете, она нуждалась в помощи, которую от вас вряд ли получила бы.
— Буду я стараться для какой-то рабыни! Мне не повезло — мне досталась женщина на таком сроке беременности, что ее уже нельзя было прервать, поэтому пришлось мириться с ее слабостью. Сейчас будет легче: ведь она избавилась от ребенка. Она станет больше работать.
— Она будет нянчить дочь и ухаживать за ней, — заметила Элиз. — Может быть, ей лучше остаться в доме военного вождя на это время? Все равно пользы от нее мало.
Женщина грубо хмыкнула:
— Без ребенка она быстро станет вновь полезной.
— Что вы имеете в виду?
— Ну, произведение этой бледной слабой особы лучше всего отнести в лес.
Элиз в ужасе уставилась на индианку. Она слышала, что индейцы поступают так с новорожденными, у которых есть какие-либо отклонения. Но у младенца Элен все было нормально, абсолютно нормально! Инстинктивно Элиз встала так, что закрыла собой спящего ребенка.
— Нет! — решительно сказала она. Мать Лесного Медведя засмеялась.
— Этот ребенок — мой раб, я могу делать с ним все, что захочу.
— Вы не дотронетесь до него!
— Кто же меня остановит? — Женщина уперлась руками в бока.
От звука их голосов проснулась Элен. Увидев Рыжую Олениху, она сразу все поняла и заплакала с безнадежностью затравленного животного. Элиз с ненавистью посмотрела на индианку и сделала несколько шагов туда, где на гвозде висел мушкет Рено. Схватив его, она повернулась к Рыжей Оленихе.
— Я вас остановлю, — сказала Элиз спокойно. — Я вас сейчас остановлю. Вы ужасная женщина, вас следовало изгнать вместе с вашим сыном. Уходите из этой хижины, и если вы когда-либо вернетесь, я без колебания застрелю вас.
— Я не уйду без своей рабыни. Француженка должна встать и пойти со мной.
Слова звучали уверенно, но сама индианка сделала шаг к двери. Элиз покачала головой:
— Она останется здесь. Убирайтесь!
Приказание, отданное с чисто мужской интонацией, заставило индианку вздрогнуть, но она быстро оправилась и взглянула на Элиз с ненавистью.
— Не думай, что тебе это сойдет с рук! Я обращусь в совет!
— Пожалуйста.
— Я подниму такой шум, что все мои друзья придут со мной и заберут ее!
— Неужели? А когда они узнают о ваших намерениях? В любом случае я им все расскажу раньше и позабочусь, чтобы вы не могли забрать свою собственность. Они будут смеяться над вами, а не помогать.
— Что бы ни случилось, тебе я отомщу! — проговорила женщина и, повернувшись, убежала из хижины.
После долгих обсуждений девочку решили назвать Жанной. Это было распространенное имя, а со временем к нему можно будет добавить еще одно. Элиз приветствовала такое решение. Она знала, что Элен думает о том времени, когда сможет вновь соединиться с Сан-Амантом. Если все это заставит Элен мечтать о будущем, тем лучше.
Было уже очень поздно, когда ребенка в первый раз покормили, и мать и дитя устроились на ночь. День был такой напряженный, что Элиз некогда было думать о Рено. Но сейчас, когда все вновь утихло и приблизилась полночь, а он все не возвращался, ей стало страшно.
Элиз долго стояла у открытой двери хижины и смотрела в темноту. Наконец она вышла наружу и отправилась к холму Большого Солнца. Не дойдя до вершины холма, она остановилась. С этого места был виден лагерь чокто — там все еще горели костры, и в их свете взад-вперед сновали маленькие фигурки людей. Что они отмечали? Было ли это празднование взаимного соглашения или же победы над посланниками начезов?
Обуреваемая такими мыслями, Элиз долго всматривалась в темноту, надеясь увидеть Рено. Ночной ветер раздувал ее юбку, трепал волосы. Стало холодно, так что ей пришлось поплотнее закутаться в свой плащ. Над головой светила убывающая луна, она серебрила крыши хижин в поселке, оставляя в тени кривые дорожки между ними. Налево располагались форты начезов, остроконечные концы бревен частоколов были похожи на затупленные копья.
Элиз не знала, сколько так простояла. Через некоторое время она заметила какое-то движение в лагере чокто — несколько человек отделились от костров и направились к спящей деревне начезов. Дойдя до крайней хижины, они рассеялись и пошли потихоньку, почти украдкой. Некоторые из них повернули к холму Большого Солнца.
Элиз с тревогой наблюдала за их передвижением, пока наконец не узнала человека, идущего впереди. Ни секунды не задумываясь, она быстро и уверенно сбежала с холма, плащ развевался у нее за спиной. Смеясь от радости и облегчения, она бросилась в объятия Рено. Он поймал ее, закружил вокруг себя, прижал к груди. Другие мужчины, принадлежавшие к роду Солнца, обошли их, вежливо отвернувшись.
Рено усмехнулся, когда ее холодные груди прижались к его груди:
— Ты так же бесстыдна, как женщины начезов, дорогая!
Элиз сразу поняла, что, отбросив плащ назад, она обнажила грудь. Но она не отпрянула в смущении, а лишь теснее прижалась к нему. Рено поднял ее на руки и, целуя, понес в свою хижину.
Когда он положил ее на скамью и, сбросив одежду, лег рядом, Элиз подумала об Элен, лежавшей в темноте в углу комнаты. Но это не показалось ей препятствием. Она повернулась к Рено, охваченная слепым желанием, и крепко обняла его…
Когда, счастливые и умиротворенные, они лежали в объятиях друг друга, пытаясь успокоить дыхание, раздался резкий и требовательный крик, каким бывает только крик новорожденного.
— Во имя всего святого, что это? — воскликнул Рено, приподнимаясь на локте.
— Младенец, конечно!
— Почему — конечно? Когда я уходил, не было никакого младенца…
— Это младенец Элен.
— Мне следовало бы догадаться, — проворчал Рено. И Элиз замерла.
— Ты не возражаешь, если они немного побудут здесь? У Элен начались схватки, и ей просто некуда было идти. Теперь Рыжая Олениха хочет отнести младенца в лес, как будто девочка неполноценная. Она говорит, что тогда Элен сможет снова работав. Я не могу этого допустить!
Рено приложил ладонь к ее губам.
— Ничего, ничего. Ты можешь пригласить сюда хоть сотню мамаш с младенцами, если тебе это нравится. Этот дом теперь твой.
— Но он был построен для военного вождя!
